Завалеин начирикал в блокноте: «Децербер (Уникальный случай: пульсация, свечен. и пр.)» — и, постукивая по записям ручкой, начал интервью:
— Для начала такой вопрос…
Кто-то из врачей составил гному компанию: подсказывал или молча слушал. Другие медики, скучковавшись в группки, вели оживлённые беседы научного толка. Какие-то пили и ели — пока было что и пока их коллеги занимались различной ерундой. Иные из врачей, пользуясь тем, что на них не смотрят, флиртовали с противоположным полом (а также с третьим, четвёртым и всеми прочими — жители Нереальности не ограничены всего двумя полами). А пятые ничего не делали, так как либо заснули, либо напились до беспамятства. Консилиум был в самом разгаре.
Наручные часы Вельзевула запипикали.
— Прошу меня извинить, я отойду…
Децербер, не прерывая интервью, благосклонно махнул лапой:
— Иди же, сын мой.
Вельзевул, выбрав место поспокойнее, свободное от врачей и децерберов, нажал на часах кнопку приёма.
Стекло часов раскрылось, высвобождая молочно-зелёный свет. Он закружился неторопливым вихрем, поднялся вверх, растянулся и уплотнился. Раздались жужжание и потрескивание — статические помехи. По квадратному экрану, образовавшемуся внутри успокоившегося вихря, пробежали полосы. Когда они скрылись за нижним краем, на экране проступили черты чьего-то круглого и тоже зелёного, но мутно-зелёного лица. Полупрозрачное, оно глядело на Вельзевула большими круглыми глазами. Из виртуальных динамиков донёсся голос. Судя по интонации, голос принадлежал дружелюбному привидению.
Или призраку.
— Привет.
Кашпир на связи.
Слышимость нормальная?
А видимость? –
В порядке теста Кашпир помахал перед объективом камеры полупрозрачной лапкой и сказал «Раз-два, раз-два».
— Всё о-кей, — ответил Вельзевул. — Вижу тебя и лабораторию нормально.
— Замечательно!
А то я уж засомневался.
Помнишь, что случилось во время прошло сеанса связи?
Профессор до сих пор чинит слюнопередающую аппаратуру.