Это все нереально! (сборник)

— Угу… Угу… — Децербер покрутил в руках скатерть. — А это заболевание… оно смертельно?

— Не знаю, смертельно ли оно, — ответил Вельзевул, — но, если бы оно тебя одолело, ты бы исчез из действительности. Навсегда. Из всех пространств и времён, из всех вероятностей.

— Будто меня и не было?

— Ага, точно.

— Что ж, по-моему, оно достаточно смертельно.

Бушующая на улице жара с безразличием относилась к бедам Децербера — да и всего Ада, если на то пошло. Жара всегда сама по себе, и мелкие неприятности мелких существ её не касаются.

Стилонеры прис ы пали Децербера снежком.

Пёс по-собачьи отряхнулся.

— Да что такое! — гневно рыкнул он. — С каких пор я стал чистить пёрышки, словно какая-нибудь дворняжка?!

Цербер выразительно посмотрел на хозяина.

— Извини, Церби, не хотел тебя обидеть… но где это видано, чтобы я вёл себя противоестественно да ещё получал от этого удовольствие? Чтобы я ныл и нервничал и принимал это как само собой разумеющееся? Чтобы я не пил 7 дней и не хотел бы пить и дальше?! И ещё эта жара. В Аду даже в самые жаркие дни не бывало подобного пекла. Эта жара тоже противоестественна! Действительность взбунтовалась, она возмущена таким чудовищным положением вещей, и я не удивлюсь, если всё закончится глобальным коллапсом — космического масштаба. — Децербер прищурил глазищи — шесть яростных щелочек образовались за тёмными стёклами очков. Пёс заозирался: повернулся налево, направо, потом снова налево. Он оглядывал комнату, будто ища в ней кого-то. — Да, коллапсом, ядрить-колотить! А всё из-за того, что я, по не известной мне самому причине, не угодил какому-то дураку!..

— Сам дурак! — прервал его величественный глас. Пол говорившего определить было невозможно, равно как и определённое место, откуда доносилась речь. — И вообще, заткнись. И вы все заткнитесь! Вы меня так достали…

Децербер выпучил глаза. Глас казался знакомым, но с чего бы?.. Кроме того, загадочная речь имела странную особенность — она раздавалась не только из чьего-то невидимого рта, но и изо ртов самого Децербера, и изо ртов врачей и Вельзевула, и из окружающего пространства: из тел всех присутствующих, из кресел, из столов, из пола и стен. Она доносилась с улицы и из других измерений. Отовсюду…

Децербер не стал сдерживать своего удивления:

— Ты кто?!

— Кто-кто. Я, блин, Вселенная!

Децербер жестом дал понять гласу, чтобы тот помолчал.

— Слышь, Вселенная, — сказал пёс, — ты не могла бы говорить потише и постараться не использовать моё тело и весь остальной мир в качестве рупора? Или тебе и целого мира мало?

В ответ на Децерберову реплику злобно пыхнули. Пых прошёл через всех жителей Нереальности, через все её строения, через все земли, через все материальные и нематериальные её детища. И, тем не менее, просьбу Децербера удовлетворили: глас обратился простым голосом, звучал теперь не отовсюду, а только сверху, и был скорее женским, чем мужским.

Вселенная хмыкнула.