– Наверняка представители вашего заведения ему знакомы, и наверняка у него к ним неприязнь. Упомянете – подозрение превратится в уверенность, и он решит, что вовсе не ради спасения его приемной дочери мы к нему пришли, и что интересует нас именно Чайковская, дочь большого человека, а приемная дочь – для виду. Испугается, а то и рассердится.
– Не очень понимаю вашу логику, капитан. Если хотите, я могу на улице подождать.
– Нет, не надо.
– Почему ж? Вы поднимитесь, допросите его, спуститесь.
– Вы пойдете со мной, сударыня.
– Зачем?
– Так будет лучше. О, милая, доверьтесь мне.
Пятиэтажный дом в стиле модерн в переулке у Трех Вокзалов заинтересовал Муравьева необычной планировкой: выполнен он был в виде буквы «Г», а двор получался треугольный из-за того, что если стороны дома – катеты, то чугунная ограда с позолотой на пиках служит гипотенузой.
– Проханов, Проханов, – забормотал Муравьев, ведя пальцем по выполненной под старинную бронзу панели интеркома. – Ё … пустяки! Где же ты, Проханов. А, вот ты где. Нехудо живешь, священник, нехудо.
– Вы антиклерикал? – спросила Пиночет.
– Нет, зачем же, – удивился Муравьев. – Я в юности хотел стать машинистом. Поезда дальнего следования и все такое.
– Попов не любите?
– Обожаю попов.
Он надавил на кнопку интеркома. Вскоре хрипловатый, похожий на заспанный, мужской голос сказал из зарешеченного спикера:
– Да? Кто там?
– Московский уголовный розыск, Петр Алексеевич. Мур-мур-мур. Капитан Муравьев с помощницей.
– Поднимайтесь.
Миниатюрный лифт не работал, и вообще в подъезде было грязно и грустно, и пахло кошачьей мочой. Винтовая лестница парижского типа, с мраморными ступенями и красивыми чугунными перилами, не реабилитировала в глазах капитана состояние подъезда. Муравьев любил чистоту, и его раздражало ее отсутствие там, где оно ничем не было оправдано кроме лени, глупости, жадности, гордости, и лицемерия. А Пиночету лестница, похоже, понравилась, и она с удовольствием прогрохотала по ней своими клогами, и сказала:
– Ых!
Поп открыл дверь. Оказался он человеком лет пятидесяти, тщедушным, с длинными русыми волосами с проседью, щегольской бородкой и щегольскими же усами, с глазами серыми и очень усталыми – он явно давно не спал. Одет он был в мягкие брюки, мягкие ботинки, белоснежную рубашку, и поверх всего – халат из толстого шелка с кистями, цвета каберне.
ebooksa