– Утром? Вечером?
– Утром. Она уходила на работу. Я лежал дома с гриппом.
– Ничего странного в ее поведении не заметили?
– Нет.
– У нее был врожденный порок сердца?
Священник странно посмотрел на Муравьева.
– Был. Лечили. Проблем нет.
Муравьев кивнул, что-то записал, и задал следующий вопрос:
– У нее есть постоянный любовник?
Поп поморщился, поставил чашку на блюдце, и мрачно посмотрел на Муравьева.
– Есть версии … – сказал Муравьев, и остановился.
– Версии, – сказал поп мрачно. – Версии … Послушайте, капитан … вы ведь занимаетесь сыском.
– Да, Петр Алексеевич.
– Вы, правда, не тот, кого мне обещали … не Фонвизин…
– Фонвизин дурак и садист, – возразил Муравьев. – Он только по связи умеет болтать целый день. Его до сих пор не уволили потому, что документация у него всегда в порядке. Показываем его приезжим сыщикам, как музейный экспонат.
Поп перевел взгляд на Пиночета.
– Про вас, Варвара, я ничего не знаю, кроме того, возможно, что работаете вы вовсе не в полиции.
Пиночет насупилась.
– Но я не против вашего присутствия, – добавил поп.
– Благодарю за милость, батюшка, – сказала Пиночет.