– Поделикатнее, Муравьев.
– Простите, не хотел. Как затмение на меня нашло. Но вы-то не приемная дочь.
– Тем не менее.
– Поедем?
– Вам решать, – отозвалась Пиночет. – Вообще-то меня удивило, что мы начали не с приемного отца. У вас тоже странные методы. А где он живет?
– Где живет? – Муравьев перелистал блокнот. – Где живет поп … там, где растет укроп … У Трех Вокзалов.
– На Каланчёвской, стало быть?
– Каланчёвская не для всех. По соседству живет. В церковь ездит на троллейбусе. Хотя нет; поскольку он поп, наверняка ему приход какой-нибудь завалящий нашответ выделил с одной работающей фарой. Для быстрой личной связи с прихожанами в случае надобности. Ну и просто покуражиться. Это ведь так издревле повелось – ежели есть колеса, обязательно надо все время ездить, даже если не хочется.
Они сели в троллейбус и поехали. В троллейбусе Муравьев сказал:
– Хотел бы я, сударыня, попросить об одном одолжении.
– Слушаю вас, капитан.
– Когда будем говорить с попом, прошу вас не вмешиваться; но если даже вмешаетесь, не упоминайте, пожалуйста, Аниту Чайковскую.
– А других упоминать можно?
– Знаменитого гомосексуалиста какого-нибудь можете упомянуть, или жену какого-нибудь заместителя министра. Исторические личности тоже дела не испортят.
– А почему Чайковскую нельзя?
Муравьев насмешливо посмотрел на нее.
– Мы ведь имеем дело со священником, – сказал он.
– Ну и что?
– В силу своей профессии он общается с большим количеством людей. Человек среднего возраста. Приход в центре Москвы.
– Не понимаю.