Волнолом

«Ого», – удивился Генрих. Чего они вдруг так осмелели? Одно дело, когда подобное выдает наивный юнец в кофейне, и совсем другое – фиксированная запись в «беседке». Как говорит пословица, что написано – то написано, корова языком не слизнет. Анонимность – это, конечно, здорово, но не зря ведь ходят слухи о том, что Департамент охраны короны (в просторечии – «двойка») при желании вычислит любого корреспондента за пять минут…

Страсти между тем накалялись. Слово взял Шершень: «Вы правы, коллега Сыч. Но даже вы не решаетесь сказать главное. То, без чего вся ваша филиппика просто лишена смысла».

«Что именно, позвольте узнать?»

«Да, король совершил ошибку. Вопрос – была она результатом некомпетентности или же преступного умысла? В любом случае виновник должен понести наказание – предстать перед судом и…»

Фраза оборвалась, будто у автора разом пересохли чернила. Строчки, которые были уже написаны, начали стремительно выцветать. Бумага пожелтела, словно пергамент, неприятно скукожилась.

Генрих, выждав для верности полминуты, подцепил листок двумя пальцами и аккуратно перенес в мусорную корзину. Брезгливо отряхнул пальцы. Плеснул из графина воды в стакан, жадно выпил.

«Двойка», похоже, вмешалась-таки, что и неудивительно. В открытую назвать короля преступником – это уже не смелость, а натуральное сумасшествие.

Сумасшествие, да. Почти как у Сельмы.

Он в волнении прошелся по комнате.

Нет, Сельма, конечно, не стояла над душой у этого Шершня и не нашептывала ему подрывные формулировки. Это было бы для нее слишком мелко. Но можно поспорить, что проклятая «фаворитка» как-то влияет на настроения в обществе. Не случайно ведь за последние сутки он услышал больше критических замечаний по поводу политики короля, чем за весь предыдущий год.

Но как, черт возьми, она это делает? Чтобы на всех подействовало? Воду в реке отравила, что ли?

Представилось, как Сельма ковыляет по льду Прейгары и, поплевав на руки, сверлит лунку, чтобы вылить туда ядовитую жидкость из пузырька. Картинка получилась на загляденье – Генрих даже головой помотал, досадуя, что в мысли лезет такая глупость.

Дело, естественно, не в воде, а в чернильном свете, которым Сельма управляет через убийства. Но опять же – куда именно нацелен поток, чтобы достичь такого эффекта? Даже интересно, честное слово.

И снова мелькнула мерзенькая мыслишка – а не лучше ли будет, если Сельма закончит то, что задумала? Сам ведь вчера ностальгировал по Стеклянному веку. Ну так изволь – тебе этот век готовы вернуть на блюдечке…

Или на него, Генриха, тоже подействовала отрава?

Тем скорее надо остановить психопатку.

Подумав об этом, Генрих неожиданно успокоился. Похоже, он все-таки принял правильное решение. И доведет дело до конца.

Он много чего лишился за эти годы. Способности к светописи, азарта исследователя, привычки к общению с живыми людьми. Но кое-какие навыки сохранил. Профессионализм, как выражаются в Зимней империи, не пропьешь.

Откинувшись в кресле, он смежил веки. Читать надоело – хотелось насладиться тишиной напоследок. Его окутала дрема; звуки с улицы были едва слышны и совсем не мешали.

Потом он открыл глаза и понял, что время вышло.