Волнолом

Барону, как быстро прикинул Генрих, сейчас должно было быть лет семьдесят, но выглядел он моложе. Благородная седина без малейшего намека на лысину, прямая осанка, цепкий и внимательный взгляд. Здоровье он явно поддерживал не без помощи светописи – но дозированно, умело, чтобы не было побочных эффектов. Они и понятно – советнику короля, в отличие от светских красоток, ясность ума необходима как воздух.

– Ваше приглашение – честь для нас, герр барон, – сказал ректор проникновенно. – Позвольте представить – Генрих фон Рау, наш выпускник, а потом и преподаватель. Как и вы – с факультета светописи.

– Очень приятно. – Хозяин мазнул равнодушным взглядом. – Выпьете что-нибудь, господа? Есть превосходный аквитанский коньяк. Как раз для такой погоды.

Генрих подумал, что барон не похож на себя из сна. Дело не в возрасте – просто есть ощущение, что это совершенно разные люди. Тот обмирал при виде деревенской девчонки, а этот цедит вежливые фразы, ни разу не улыбнувшись. Какой из них настоящий? Наверно, все-таки тот, а этот просто напялил маску – он же придворный, ему в этом смысле не привыкать…

Барон тем временем объяснял, как распорядиться его пожертвованием. Деньги, как ни странно, предназначались не «чернильному» факультету, а историческому. Речь, в частности, шла о систематизации архивов, которые относились к последним годам правления Старого короля. Ректор важно кивал, делая пометки в блокноте.

– Впрочем, – хозяин протянул собеседнику кожаную папку с тиснением, – все подробности изложены здесь. На этом, полагаю, можно закончить. Чек, как вы помните, я подписал в субботу.

– Да-да, разумеется.

– В таком случае, господа, если у вас больше нет вопросов…

– Если позволите, герр барон… – Генрих остался сидеть, хотя ректор уже начал выбираться из кресла. – Вы сказали, что история – ваше давнее увлечение. Я прекрасно вас понимаю. Без знания прошлого трудно давать советы монарху. Но все же – почему вас интересует именно та эпоха?

– Генрих! – укоризненно сказал ректор.

– Все в порядке. – Барон взглянул на Генриха с любопытством. – Я мог бы ответить вам, герр фон Рау, что именно в те годы закладывались основы политики, которую мы проводим сегодня. И это будет чистая правда. Но в данном случае есть и другая причина, вполне банальная. Эпоха Старого короля – это моя юность, взросление, первый карьерный взлет. И много других приятных деталей, составляющих прелесть человеческой жизни. Вас удовлетворил мой ответ?

– О, несомненно. Вы ведь уже тогда состояли при дворе, выполняли важные поручения – порой довольно деликатного свойства. Не только в столице, но и в провинции. В том же Дюррфельде, например.

Повисло молчание. Ректор нахмурился и, похоже, проклял тот час, когда встретил Генриха в коридоре. Барон, побарабанив пальцами по подлокотнику кресла, произнес:

– Герр ректор, я знаю, что вы крайне занятой человек. И не хотел бы отнимать ваше драгоценное время. А ваш коллега, смею надеяться, уделит мне еще несколько минут.

– Да, но как же…

– Не беспокойтесь, все наши договоренности остаются в силе.

Ректор, обиженно засопев, поднялся. Не глядя на Генриха, коротко поклонился и вышел. Хозяин, взяв кочергу, поворошил догорающие полешки. Плеснул себе еще коньяку, откинулся в кресле.

– Итак, герр фон Рау, почему вы заговорили о Дюррфельде?

– Мне кажется, у вас с этим местом связаны особые впечатления.

– Возможно. Но откуда это известно вам?