Волнолом

– Черт с ним, не важно… Что это за дело, по которому вы ищете Сельму?

– В двух словах не расскажешь. Важно другое. Вы ведь и сами поняли, просто боитесь себе признаться – именно с Сельмой связаны ваши нынешние кошмары. Я спрашиваю не из праздного любопытства…

Хозяин снова привстал и принялся орудовать кочергой. Движения его были неловкими, неуклюжими, как у механической куклы. Голос звучал надтреснуто:

– Договаривайте, фон Рау.

Генрих, поколебавшись, понял, что терять уже нечего – и так выболтал слишком много. Придя сюда, он не рассчитывал на игру с открытыми картами, но раз уж так получилось…

Железо надо ковать, пока горячо.

– Вы уверены, что Сельма – ваша жена?

На секунду барон застыл, будто не мог осмыслить услышанное. Потом медленно развернулся – и Генрих едва узнал его. Мертвец сбросил маску, не в силах больше притворяться живым.

Барон резко взмахнул рукой. Генрих рефлекторно отдернул голову – острый загнутый конец кочерги вонзился в мягкую спинку кресла. Мертвяк рванул орудие на себя, вспарывая обивку. Генрих схватил его за предплечье. Барон навалился, кресло опрокинулось вместе с ними.

Наверное, со стороны это выглядело дико и мерзко. Двое хорошо одетых господ катались по полу, сцепившись, как псы. Хрипели яростно, скаля зубы. Извивались, елозя спинами по ковру.

Генриха спасло то, что он был массивнее и моложе. Подмяв противника под себя, он вывернул ему руку, заставил выпустить кочергу. Схватил за горло и сжал.

Барон обмяк – оставался еще в сознании, но уже не сопротивлялся. Силы его оставили. Теперь он просто лежал, уставившись на Генриха пустым взглядом. В камине мирно потрескивали дрова.

– Дерешься, значит? – пробормотал Генрих. – Ладно…

Полосками темной изморози он начертил на лбу у Роберта руну – вертикальную палочку с двумя косыми ветками справа. Знак «скот», уже опробованный сегодня на ректоре. В тот раз Генрих, правда, был осторожен – знал, что навыков не хватает, и опасался навредить человеку. А вот мертвеца не жалко. К тому же разум барона сейчас в смятении, и воздействовать будет проще.

Древние понимали «скот» прежде всего как символ богатства, движимого имущества. Но этот оттенок смысла тоже не помешает – ведь имуществом можно распоряжаться по своему усмотрению.

– Понял, мертвяк? Скотина остается скотиной. Ее дело – повиноваться…

Заметив, что от волнения становится разговорчивым, он замолк. Сконцентрировался, глядя на руну. Чернильные брызги под его взглядом замерцали сильнее, въедаясь в кожу. Генрих накрыл их ладонью, сильно прижал.

– Слушай меня, барон. Сейчас ты встанешь и вернешься наверх. Проспишь до утра. Завтра весь день проведешь в постели. И следующие два дня. Ты болен. Серьезно болен. На службу тебе нельзя. Просто лежи, ни о чем не думай. Потом…

Генрих запнулся. За три дня в любом случае что-то должно решиться. Либо он остановит Сельму, либо Сельма остановит его. Если второе – то ему, Генриху, уже будет все равно.

– Потом живи как хочешь, Роберт фон Вальдхорн. Если сумеешь.