Тёмный Легендариум

Это была радость, не наносная и не эфемерная, а осязаемая и почти видимая.

Старик Кукушк в этот вечер задержался на своём топчане. Внуки вынесли его за ворота, за самую отпорную городьбу – благо, недалеко – и теперь дед тёплыми вечерами сидел и смотрел на тёмнеющий вдали лес. Смотрел и вспоминал молодость. Когда-то он был охотником, ходил в дальние леса по обе стороны восхода… Теперь ноги не ходят. Только до топчана. Этот вечер выдался прохладным. Дед уже собрался уходить – небо темнело – но по-молодому зоркий глаз заметил в поле человека. Не охотник и не из города: воин – меч за плечами. Значит одно – Тот, Кто в Пути. В разных языках они звались по-разному, но везде и всюду смысл был одинаков.

Все знали этих странников, появляющихся с севера, из-за гор, где нет дорог, и уходивших на юг. И никогда не возвращавшихся назад. Никто не смел трогать Тех, Кто в Пути – на местном наречии их называли «рагны»: не потому, что запрещал закон, или что среди рагнов все как один непревзойдённые мастера оружия. Убивший рагна займет его место и уйдёт навсегда от дома, от семьи, от всего, что дорого. И, конечно, погибнет где-то вдали. Его кости лягут белой трухой на скалах, и никто никогда не узнает…

Кукушк вздрогнул. Рагн был уже недалеко. Кряхтя, дед заспешил к дому – он не собирался попадаться ему на дороге.

Таргабад вступил в город. Он шёл, легко отталкиваясь от земли. Красота леса и радость трав ещё переполняли его, и от этого хотелось запеть. «Дома, здесь они каменные, – подумал воин. – А вот и трактир». Огромный дом, сложенный до второго этажа из серых тысячелетних валунов, выходил на центральную площадь. Третий этаж когда-то построили из брёвен, сверху по северному обычаю устроили земляную крышу, где сейчас буйно разрослась зелень. В окнах всех трёх этажей приветливо горел свет. С кухни плыли аппетитные запахи, а до слуха доносилась тихая мелодия флейты и мандолины. Юношу так и потянуло внутрь, забыться немного среди людей. Хоть какое-то время не видеть бесконечных горных гряд. Не думать о том, что за ними.

Таргабад вошёл, втягивая на всю глубину лёгких сытные запахи жареной свиной шеи с луком и пряностями, тушеной свёклы с черносливом, фаршированной сладкими фруктами индейки. Он сел за стол и заказал всё это и многое другое. И, глядя в раскрытое окно на темнеющий закат, ел с аппетитом, запивая холодной водой, горячим взваром из солодки, терновника и секки, вином… Ему становилось спокойно в обществе людей, которым никуда не нужно идти. Его желудок принимал еду и питьё на несколько недель вперёд. Таргабад сожалел лишь, что запахи он не мог скопить так же.

К его столу подошла девушка и подсела, смело глядя в глаза. Они всегда приходили. Всегда. Тех, Кто в Пути нельзя было убивать, даже ранить, но их дети никогда не перенимали отцовского проклятья. Словно в насмешку, они рождались крепкими и здоровыми, жили долго со счастливой судьбой. Вот только рагнам никогда не хотелось женской близости, поэтому и детей от них почти не рождалось.

– Ты красивее всех, что приходили раньше, – с удивлением обнаружил Таргабад. Девушка на несколько мгновений застыла в напряжении. Заготовленные ею доводы, чтобы остаться за столом, не понадобились. Ребёнка мог зачать и глубокий старик. Таргабад выглядел лет на двадцать – двадцать пять. Он был некрасивым, но высоким, поджарым, с голодным взглядом и широкими мозолистыми ладонями. Девушке он нравился.

– Меня зовут Иника, – сказала девушка.

– Я уйду послезавтра утром, – пытливый взгляд блуждал по русым волосам, перетянутым шнурочками и лентами, по небольшой груди, скрытой холщовой рубахой, по стройной талии и животу, подчеркнутых зауженным сарафаном.

– Если Тот, Кто в Пути готов принять меня, я буду с ним всё это время.

Слова вылетели легко, но как бесцветные камешки, упали на пол. Иника повторяла их слишком часто, и теперь, не желая того, просто повторила в тысячный раз. Как обычно.

– Если спросить рагна, почему Те, Кто в Пути – только мужчины, и почему они не хотят женщин, он соврёт. Любой. Если ответит, разумеется. Знаешь почему? – вдруг спросил Таргабад.

Иника медленно мотнула головой, не отводя глаз. Это она тоже затвердила себе – не отводить глаз.

– Потому что мы ничего не знаем. Ничего.

Таргабад встал из-за стола, подошёл и потянул к себе Инику. От девушки шло приятное тепло. Она прижалась решительно, не закусывая губ, не показывая смущения.

– Если ты не зачнёшь от меня ребёнка, будешь меня ненавидеть? – спросил Таргабад.

– Нет. Не буду.

Они поднялись в одну из комнат на третьем этаже, которую Иника заранее сняла на три дня. Там рагн зажёг свечи и без слов удержал девушку, спешившую сбросить одежду. Вместо этого он разделся сам. Река смывала с него грязь и кровь – каждый раз. Лишь запах трав впитался в волосы. Он стоял так некоторое время, будто ожидал очередного сражения. Но девушка перед ним не нападала. Тогда Таргабад опустился на колени и начал медленно поднимать её одежду, обнажая свежие упругие ноги. Он скользил по ним щекой, поражаясь гладкости. Красно-белый льняной ворох он снял одним движением и бросил вниз. Прикоснулся к соску, как к неизвестному магическому артефакту, ожидая удара. Но там размещалась лишь мягкость, соединённая с долей упругости.

Рагн продолжил вести руками вверх и вниз, не отрывая от тела, зарываясь в ложбины и поднимаясь на бугорки. «Зачем я это делаю?» – вопрос звучал отдалённо, с расстояния в тысячу дневных переходов. Он не чувствует желания, о котором столько говорят. Он не может остаться с ней. И с ребёнком, если зачнёт его. Всё вокруг – просто ещё одна боевая площадка, которую он устроил сам себе. Испытание: а что будет, если я сделаю это?