Тёмный Легендариум

– Я предвижу страшную схватку.

– Что ж из того? Всё равно… мы перейдём Рубикон.

Таргабад упрямо карабкался по насыпи. Серый камень крошился под его пальцами и скатывался вниз. Мускулы и сухожилия, растянутые и напряжённые, словно вопили от боли. И всё же он лез вверх.

Перед самой вершиной, прежде, чем зацепиться за гранитный козырёк, он остановился и, как смог, затаил дыхание. Резкие всхрипы всё равно прорывались, но в перерывах чуткий слух не улавливал ни малейшего звука. Таргабад ухватился за край и одним слитным боковым движением запрыгнул наверх. Тут же откатился, вытаскивая кинжал и горизонтальным полукружьем чертя линию поражения. Противник успел уйти в самый последний момент, и оружие только разрезало край его странной туники.

– Неплохо, – бросил человек в чёрном, стирая каменную пыль с меча. Рядом, на краснозернистой поверхности темнела аккуратная канавка, оставшаяся после удара. Чёрный человек мог позволить себе разговор, Таргабад не мог даже слушать. Горсть камней в лицо – и атака.

– Не пройдёт, – смеётся чернотоговый, прикрываясь широким лезвием. Кувырок, переворот: не назад, не прямо, в надежде проскочить под меч – не пройдёт – а в сторону. Вновь выпад, откат. Вновь аккуратный проруб и новый разрез на тоге. Теперь уже кровавый… Его противник хитёр и быстр – сталь свистит, выписывая восьмёрки и дуги, притягивает остротой. Отход, медленно, не суетясь. Он хитёр, но самоуверен. Вот так, ближе к краю. Теперь вновь атака, звон меча и кинжала, переворот вбок. Таргабад начал разворачиваться, но совсем в другую сторону. Человек почувствовал ловушку, но, видя открытую спину, заколебался и упустил момент. Разматываясь, свистнула верёвка, несколькими оборотами плотно обхватив ноги на уровне колен. Таргабад уже был рядом. Клинки столкнулись, будто пытаясь разрезать друг друга. Чтобы понять и почувствовать нечто безликое за своей спиной надо немного – секунды… Подсечка – и чёрный летит в пропасть. Да, он был быстр. Лодыжку Таргабада оплели дрожащие пальцы, и глаза просяще взглянули вверх. Тот неприятно усмехнулся и со всей силы ударил по кисти.

Он лежал на скальном уступе и смотрел вдаль, туда, где полыхая багровым, заходило солнце. В голову лезли никчёмные мысли. Пустые раздумья о вечном, о прошлом и будущем никогда не впечатляли его.

Можно было лишь гадать, что ждало его впереди. Он никогда сознательно не пытался припомнить, что было с ним раньше. Воспоминания оставались за спиной точно так же, как все те лиги пути, которые он уже одолел. Однако они имели неприятное свойство плестись позади, и иногда догоняли его на таких вот привалах. В этот раз Таргабад припомнил свою последнюю схватку. Это случилось около деревни, которую местные звали Воронье прибежище.

Таргабад упрямо шёл к цели. Склон холма. Лёгкий прыжок – и вверх. Глинистая тропинка среди зарослей лопуха. Таргабад шёл по ней, оставляя в глине чёткие следы. Из сырого тумана, застрявшего меж белых дубов, клёнов и ольхи, пришли мысли. «Опять эта дорога. Почти одна и та же. Почти всегда сквозь туман – по склону вверх, среди остро пахнущего осенью леса, и так до самой ночи. Огонь костра в канаве у дороги. Корни лопуха и женьшеня – они всегда под рукой. А следующим утром снова вверх. Туман висит перевёрнутым серым пологом над головой. Тучи, косматые, как волосы старух, бегут на юг. Ему – вслед за тучами. Холодный ветер у вершин. Каменистые пики, вырастающие из песчаных осыпей. Деревья, трава – остаются внизу. Дальше только камень. Над камнем – на вершине – враг. А над ним – серое небо…»

Таргабад очнулся от мыслей. В этот раз они так затянули его, что он очнулся лишь у отвесной скалы, возносящейся вверх на двести локтей.

Он положил руки на камень, жёсткий и холодный, как и он сам – только молчаливый и неподвижный – и, как и всегда перед схваткой, его охватило мгновенное оцепенение, сменившееся невероятным, почти нечеловеческим спокойствием, пронизывающим всё его существо. Чувством правильности бытия. Таргабад подтянулся и полез вверх. Трещины, скальные площадки, выходы разноцветных рудных жил. Ровное плато на самой вершине. Ещё не видя, он уже знал. Ногу на ступеньку, выточенную водой у самого уступа, и тело, подброшенное мускулами, словно катапультой, летит вверх… Воин приземлился на четвереньки, но правая рука уже держала выхваченный из-за спины в полёте меч.

Враг – песчаный спрут – хлестнул парой длинных щупалец, оплетя ими лодыжки. Таргабад ударил мечом, отсекая щупальца. Левой рукой он достал и размотал цепь с крюком на конце. Взмах – и крюк летит в середину куста шуршащих щупалец. Упираясь конечностями в землю, спрут попробовал перетянуть цепь на себя. Чудовищу не удалось сделать резкий рывок, чтобы сбить врага с ног, ну а в игру мышц Таргабад не собирался вступать.

Чуть отпустив цепь, он выгадал пару мгновений, прицелился и запустил меч над самой землёй. Оружие, вращаясь, как вертушка-мельница, подсекло спруту нижние щупальца. И тут Таргабад рванул. Туша спрута взлетела над ним метров на пять и со всего маху ударилась о скальные пики за краем плато. Одним прыжком воин оказался у меча, схватил его и развернулся в сторону спрута. Враг был мёртв. Освободив крюк, Таргабад сплюнул и начал спуск в долину.

Запахи Долины – чаровали, манили. Эдельвейсы – они первыми встречали его на камнях.

Серые звёздочки цветков вырастали прямо из камней, и Таргабаду казалось, что это не растения, а сами скалы исторгают из себя суровую, лишь им ведомую красоту.

Дальше. Вниз. Под ногами тюльпаны, дикий лук, камнеломка, коршунник и рыжеватый мох. Как хорошо дышится. Таргабад спустился к началу тропы, уводящей вглубь леса. По эту сторону гряды тропа была песчаной, светло-светло-серая как утреннее небо, щедро покрытая коричневой прошлогодней хвоёй.

«Сколько их здесь прошло до меня? – размышлял Таргабад. – Или это только моя дорога? И у каждого воина она своя?»

Тропинка петляла, огибая стволы рухнувших деревьев, полуистёртые холмы и груды валунов. Если встречалась река, то тропа неизменно выводила к броду. И всегда – он хорошо помнил – лишь стоило ему погрузиться по пояс в быструю ледяную воду, тучи над головой раздавались в стороны, отгнанные взмахом Великой Ладони, и яркий солнечный свет заливал всё вокруг. Камни под ногами словно растворялись, и он ощущал плотный песок дна. Тогда он вставал на колени и окунался с головой – и вода смывала с него прошлое и будущее – оставляя только настоящее, обновляя, словно удивительного водного феникса. А он всё шёл и шёл дальше, вслед за облаками.

Город заблестел полоской огней у самых предгорий. Каждый раз они возникали у него на пути – отпорные стены, улицы и дома – то каменные, то деревянные, то глиняные. Домов триста – иногда чуть больше. На главной улице, в самом сердце города он отыскивал большой пахнущий временем трактир и устраивался на ночлег. Утром следующего дня, или второго, или третьего – Таргабад не считал – он уходил в горы. Уходил, чтобы пройти по тропе до вершины, на которой ждал враг. Уходил, чтобы победить врага и продолжить путь. Уходил, чтобы, преодолевая одну гряду за другой, приближаться к цели. Уходил, чтобы уходить. Уходил. Чтобы, прикасаясь к холодному камню, граниту, ощущать правильность бытия.

Он вступил в город под вечер. За лесом, который он пересёк по змеистой песочной тропе, где в пыли росли коричневые боровики, за оврагом, где обрывалась дорога тропа, простиралось огромное поле. Там были травы – все травы мира. Таргабад утонул в них, а ветер погнал миллионы волн ему навстречу, то дразня терпким ароматом, то убаюкивая медовыми запахами, то бодря холодным чистым глотком. Как хорошо было идти в океане трав, среди серо-зелёных, бурых и пшенично-соломенных волн и островов. Ступая по песчано-подзолистому дну, он чувствовал тепло летнего дня, и всеми клетками впитывал эту живительную радость, кожей головы ощущая холодное дыхание гиперборея.