Роза и шип

22
18
20
22
24
26
28
30

Ройс заплатил трактирщику, и Адриан отнес Данвуди наверх, где они раздели кучера. Как и планировалось, его одежда вполне подошла Адриану, поскольку куртки и штаны возниц славились своей шириной. Адриан укрыл Данвуди одеялом и с изумлением заметил, что Ройс оставил столбик серебряных монет на прикроватном столике.

Они поспешили вниз и вышли через главную дверь на улицу, где увидели пятерых знакомцев.

– Все еще здесь, как я погляжу.

Цилиндр сунул большие пальцы за пояс, демонстрируя кинжал, однако на его лице читалось уныние. Секрет тоже оказался тут. Все воры выглядели недовольными. Адриан полагал, что с каждым часом их пребывания в городе воры все больше убеждались, что они могут быть членами соперничающей воровской гильдии, и это их не радовало.

– Вам правда следует уехать. Даже если вы из «Черного алмаза». Денег в этом городе не сыщешь. Это вам не Колнора, где богатые купцы состязаются друг с другом, кто наживет состояние крупнее. На юге полно монет, а здесь – одни тощие кошельки. Сами видите, наша жизнь не похожа на королевскую. Передайте «Алмазу», что Меленгар – пустыня, а Медфорд – заброшенная сливная канава. Тут нечем делиться. – Он шагнул вперед, и его лицо стало жестким. – Но раз больше у нас ничего нет, мы будем за это бороться. Так и передайте.

Он хотел толкнуть Ройса, однако тот уклонился, и Цилиндр, промахнувшись, чуть не упал.

– Я же сказал, что не работаю на «Черный алмаз», – произнес Ройс. – Я ни на кого не работаю.

Цилиндр восстановил равновесие и повернулся, злой и раскрасневшийся.

– Надеюсь, это правда. Если так, когда взойдет солнце и мой гонец вернется с ответом, я тебя прикончу.

– Тогда не пора ли тебе наточить что-нибудь?

Цилиндр и остальные смотрели, как Адриан и Ройс садятся в экипаж. Адриан занял облучок, а Ройс развалился сзади, точно благородный лорд.

– У вас есть проклятая карета? – спросил Цилиндр.

– Не пешком же нам ходить, – ответил Адриан.

На глазах у пяти изумленных воров Адриан хлестнул поводьями, разбудив старую черную кобылу Данвуди.

– Вперед, Алмаз! – крикнул он.

Члены «Багровой руки» встревоженно переглянулись. Лишь мгновение спустя Адриан понял причину и долго смеялся.

* * *

«Это вам не жизнь в хлеву».

Альберт Уинслоу стоял в большом зале. Он глубоко вдохнул, смакуя ароматы осеннего праздника. Корица, древесный дым, яблоки и поджаренная мякоть тыквенных фонарей. Ему даже почудилось, что он может различить свежий морозец надвигающейся зимы, той самой, что чуть не стала для него последней. У всех времен года были свои запахи, дополнявшие их индивидуальность, совсем как у женщин. И, подобно временам года, женщины делились на такие же категории: свежие, жаркие, зрелые и холодные как могила. Приятная музыка струилась над толпой, паря в облаках тепла и веселья, плыла над смехом и мерным стуком танцующих ног, заполнявшими зал. Пышные юбки роскошных платьев кружились вокруг дамских ножек, а мужские каблуки щелкали точно в такт музыке.

Ему так этого не хватало.

Альберт покосился на бочонок с сидром. Такие бочонки стояли у каждой двери и в каждой комнате замка. По краям висели кружки и оловянные черпаки. Плававшие в бочонках яблочные дольки напоминали улыбки. При мысли о сидре у Альберта потекли слюнки. Он не пил две недели. А может, дольше? Дни в хлеву сливались в единое целое. Преимущественно он пытался спать. Собирался умереть во сне, но обнаружил, что это не так приятно и легко, как звучит. Резь в животе постоянно будила его. Альберт напился бы до смерти, если бы мог себе это позволить. Разве был лучший способ умереть, чем в блаженном забвении? И не знать, сопровождала ли агония твои последние вздохи. А самая лучшая – действительно гениальная – часть этого плана заключалась в том, что, сколько бы он ни выпил, похмелье ему не грозило. Удовольствие без последствий и без расплаты – какая смерть может быть лучше?