– Не хотел оскорбить.
– И не оскорбил. Но мы в присутствии августейшей особы, а не в казарме.
– Уж лучше бы в казарме.
– Да, пожалуй.
– Оружие я не отдам.
Гамильтон не нарушил субординацию, не посмотрел на подчиненных вопросительно: одобряете или нет?
– И не нужно. Мы тебя казнить не собираемся.
Зандельс удовлетворенно кивнул.
– Жаль, что так получилось. Мы бы спокойно подождали и ушли. А эту складку убрали бы ваши.
– Надо думать, не в Берлин ушли бы?
– Нет, – подтвердил Зандельс. – Совсем в другую сторону.
Гамильтон ждал.
– Ну хорошо. – Зандельс отошел на шаг от Елизаветы.
Майор опустил оружие, зато его люди взяли свое на изготовку. Держать пруссака на мушке не было необходимости. Его ствол у бедра, для прицельной стрельбы вскинуть не успеет.
Елизавета не сошла с места. Поправила прическу и застыла, глядя на Зандельса так, будто желала сказать ему что-то на прощание, но не находила слов.
Гамильтон внезапно осознал, насколько неестественна эта сцена. Уже было открыл рот, чтобы…
Но Лиз вдруг положила ладонь Зандельсу на щеку.
Между пальцами серебристо блеснула узкая полоска.
Пруссак упал и забился в конвульсиях, зашелся хриплым криком – подчиняясь безжалостной и четкой команде нервной системы, он откусил себе язык. Потом скрытый в ноже-заколке механизм позволил ему умереть.
Принцесса взглянула на Гамильтона и повторила его слова: