Ольф. Книга первая

Еще через полчаса волнительного пряного умиротворения провалилась в сон и она. А я…

Как же, заснешь. Даже Сусанна вспомнилась. Все почему? Да потому. Я ведь не железный, как ни стараюсь доказать обратное.

Глава 11

Сжимая мужа в дремотных объятиях, потревоженная непонятным то ли шумом, то ли действием, Нина выплывала из реальности сна. Где-то там, за горизонтом сознания, из-за пределов мира, где только она и он, что-то живое и настойчивое упорно присоседивалось, едва чувствительными движениями раз за разом втираясь, просачиваясь, протискиваясь, при этом неясно, но приятно тревожа. А она все еще спала. Ну, почти спала. Уже – почти. Вот оно покачалось, словно готовящаяся к броску гадюка, поелозило, примериваясь… Последовал нажим, продирающийся толчок и, прорвав неготовый к отпору передний край обороны (стража уснула, враг подкрался незаметно), оно уже внутри, захватывая, наполняя и будоража.

Неудержимая сила, что коварным (или все-таки желанным?) обманом ворвалась в спящий город, приступила к его освоению огнем и мечом. И город пал. Колонна войск хлынула по центральной улице, круша все на своем пути. Уставшие от безвластия горожане встречали ее овациями, обнимали и просто душили в объятиях. Явь стала сном, невозможное – возможным, простое – сложным, а сложное – простым.

Чарующая картинка вдруг размазалась, пошла серой мутью, будто в крепкий кофе добавили молока, и реалии прорвались, наконец, в соблазнительное небытие. Боясь резким движением потревожить мужа… и еще больше боясь не потревожить, Нина испуганно ойкнула. Даже я почувствовал, как бешено колотилось ее сердце.

Враг отступил… и вновь пошел на губительный штурм, каждый миг ожидая, что раздастся крик дозорного, поднимется тревога, и появится конница сюзерена, которая разнесет вдребезги и войска, и тылы, и самого горе-полководца…

Конечно, я был в ужасе от того, что делал. И все-таки делал. За прошедшие часы организм настолько раскалился, что едва не перегорел и не смог удержаться. Я не думал о будущем. Уже. Увы.

Владлен Олегович похрапывал. Сонно поворочавшись, Нина чуть прогнулась навстречу и замерла, ведущая в искушение и ведомая искушением. Являвшаяся искушением. Спящая Красавица. Добытая преступным путем принцесса, принадлежавшая великану-людоеду – хозяину заколдованного замка. Смелый герой проник за стены и падающим в пропасть разумом понял, какой вулкан пробудил, какой взрыв возмездия накроет его сейчас, и что за это может быть незваному пробудителю вулканов.

Но…

Кажется, страшная лава пока обогнула мое убежище. После беспокойного непонимания последовало чудо тихого принятия случившегося. Что-то решив для себя, Нина вновь обняла посапывающего Владлена, и наступило блаженное затишье.

Происходившее под покровом было зажигательно-запретно, прожженно-порочно и неприемлемо-бесстыдно, но при этом дьявольски обольстительно и почти волшебно. Оно настолько заполнило накалом – или оскалом? – чувств бунтующий организм, что Нина – уже не спящая и ни капельки не сонная – видимо, уговорила себя оставить все как есть и наслаждаться капризом судьбы. Будущее невероятное воспоминание из области сна сном и останется, а разве сон наказуем? Разве сон – не алиби? (Реверанс Тинто Брассу).

Прекрасное оправдание для человека, который любит только себя. Но утешит ли оно любящее сердце?

Бог слышит тех, кто кричит от смелости, а не от страха. Я был услышан. Я ощущал себя покорителем Запада, завалившим бизона на земле дикого племени, чье улюлюканье уже горело в сознании огненными письменами на пиру Валтасара.

– О, Боже… – содрогнувшись и покрываясь пятнами, прошептала Нина едва слышно. И дальше – совсем непонятно, словно молясь: – «…Ворота его не будут запираться днем, а ночи там не будет…»

Моя приподнятая к ней голова запрокинулась и рухнула на подушку. Открытый рот ловил воздух.

Когда дыхание стало ровным, и сердце перешло с маршевой дроби на изысканное аргентинское танго, а кожа перестала вздрагивать, я благодарно и очень осторожно провел ладонью по спине Нины. Она не шевелилась.

С другой стороны кровати вновь рыкнул раненым тигром чудовищный храп.

Показалось, что Нина хихикнула. Или только показалось?

Когда едешь по дороге – видишь много съездов с нее, много поворотов и даже разворотов назад. Многие из них красиво украшены, сверкают неоном манящих завлекаловок и просто-таки умоляют свернуть – там с виду все прекрасно и здорово, такая жизнь, такой драйв… Но ведь не сворачиваешь, едешь туда, куда нужно тебе. Потому что есть дороги к храму, есть в казино, а есть вообще тупики. Каждый решает сам, куда ехать. Кому-то нравится движение, которое – жизнь, еще есть коллекционеры перекрестков, а бывают и любители езды на красный свет. Много всяких людей в мире, и каждый сам определяет свои отношения с дорогой. Кто-то ее клянет на чем свет стоит, другие благодарят и хвалят, третьи вовсе не замечают, им главное не куда, а с кем. Четвертым – на чем. Пятые примут пол-литра на грудь, и остальное вроде как не волнует: ни куда, ни с кем, ни зачем. А где моя дорога? Куда иду я? Зачем иду? И…