Альв

– Дура! – рыкнула на девушку Альв. – Вита… анима… ритуал…

– Душа жизни? – Бьерг было трудно говорить, но, похоже, она не выпала из реальности. – Темный ритуал? Ты об этом?

– Да, – подтвердила Альв и испытующе посмотрела в глаза девушке.

Сейчас виверна наконец поняла дилемму, перед которой оказалась молодая ведьма. Она наверняка была знакома с темным ритуалом – коротким стихом на ведийском языке[53], который следовало произнести речитативом с особым, «ломаным» ритмом. Ни одна ведьма, если она прошла хотя бы базовое обучение у другой ведьмы, не могла не знать, что и как нужно делать, чтобы освободить душу жизни, заключенную в крови. В любой крови, но в особенности – человеческой. Однако ведьмы боялись этого ритуала, полагая его запретным знанием, поскольку кровь, по их убеждениям, пьют одни лишь вампиры. На самом деле кроме вампиров получать «Анима Вита» без всякого ритуала были способны и другие твари. Например, виверны, которые с этой способностью рождались, но никогда ею не злоупотребляли, хотя и не считали ее греховной прежде всего потому, что понятие греха у язычников несколько иное. У язычников вообще взгляд на мир довольно своеобразный, и многие вещи они видят иначе, чем взявшее «в низинах» верх христианство. Видят, знают, понимают. Вот только как объяснить это «знание» ведьмам, которые считают себя христианками, хотя их же собственные священники в этом с ними не согласны?

– Дура, – повторила свой приговор Альв и, оценив расстояние до идущих в пыточную людей, бросилась в бой.

Сейчас она не сражалась, а «играла», позволяя своим жертвам – двум солдатам и священнику – увидеть ее, попытаться нанести удар шпагой или тяжелым золотым крестом, которым сражался священник, и, разумеется, испытать ужас и разочарование. Раньше Альв лишь приблизительно представляла себе, как на самом деле выглядит виверна, вернее, что из себя представляет сама Альв, когда «надевает драконью шкуру». Однако недавно Йеп рассказал ей о том, что увидел тогда в Скулнскорхе, в лесу. Разумеется, память виверны не сохранила точных слов мужчины, да она и не знала многих из них, но у нее сохранилось общее впечатление, полученное Альв.

Темное тело с выраженным амарантовым оттенком, желто-фиолетовые глаза и волосы, похожие на звериную гриву странной масти: переплетенные темно-бордовые и терракотовые пряди. Наверное, ничего подобного люди увидеть не ожидали, и Альв попросту приводила их в ужас как своим обликом и невероятной скоростью, так и длиной и остротой своих когтей, способных с легкостью рвать не только слабую человеческую плоть, но и железные кольчуги солдат. Впрочем, даже «играя», а не сражаясь в полную силу, виверна разделалась с противниками в считаные минуты: двое солдат оказались мертвы, а священник захвачен живым. Этой ночью он стал уже вторым человеком, предназначенным на заклание. Альв по этому поводу не переживала, поскольку в облике виверны она этого делать не умела и даже не знала, что это такое – переживать. Однако обрадовалась, когда увидела, что потерявшая много крови, истерзанная и измученная ведьма лежит у стены без сознания. Это было куда лучше, чем переубеждать упертую молодую женщину. Сейчас Альв вольна была делать все, что заблагорассудится.

Она бросила оглушенного священника на пол и обернулась к ведьме. Думать ей было трудно, но то, что она задумала, требовало определенного мысленного усилия. Сосредоточившись, Альв наклонилась к женщине, возложила ладони ей на виски и напряглась всем телом, передавая приказ. Женщина вздрогнула, забилась, как пойманная рыба, в руках Альв, но вскоре затихла. Дыхание ее выровнялось, тело расслабилось. Тогда виверна подтянула к себе священника, одним резким движением свободной руки вскрыла артерию на горле и, приподняв над ведьмой, направила струю хлынувшей крови прямо на губы девушки. Ведьма приоткрыла рот и, не просыпаясь, стала пить. Приказ сработал, большего и не требовалось…

2. Тивздаг, двадцать первый день месяца белтайн 1611 года

Альв вернулась под утро. Проскользнула в приоткрытое окно, легко пересекла комнату и в мгновение ока оказалась под пуховой периной рядом с Яковом. Рубашку она надевать не стала и, как была нагая, прижалась к нему. От женщины пахло речной свежестью, но гибкое, желанное тело оказалось горячим, словно не она только что вернулась из холодной апрельской ночи.

– Я вернулась… – шепнула ему прямо в губы.

– Я чувствую, – выдохнул он, не без труда оторвавшись от ее губ.

Он не хотел знать, где она провела эту ночь, хотя и догадывался. Еще меньше ему хотелось думать о том, чем она была занята, откуда взялась ее неподдельная бодрость, что заставляет ее так страстно желать близости. Якову было хорошо с Альв – и не только в постели, – и он не хотел разрушать «детскими вопросами» пришедшее к нему так поздно и так нежданно счастье.

– Это ты еще ничего не почувствовал, – хихикнула женщина и буквально заструилась, спускаясь по его груди и животу вниз, туда, где сила его желания уже получила явное физическое выражение. Вот это «выражение» и лизнул вдруг быстрый ласковый язычок женщины-дракона.

– Чувствуешь? – оторвавшись на мгновение от его естества, приглушенно спросила из-под перины.

– Даже слов не подберу!

– Тогда можешь просто стонать, – милостиво разрешила Альв, но Яков делать этого не умел. Любя женщин, он мог, конечно, тихонько зарычать, поднявшись к самой последней ноте, мог – в зависимости от контекста – и выругаться. Однако все остальное он предпочитал делать молча, даже если его губы не были заняты поцелуем. Не застонал он и теперь, но Альв вытворяла своими мягкими губами и языком такое, что его пробила испарина и на висках выступили капли пота.

«Твою ж мать!..» – Он мягко освободился из власти ее сладких губ и, подтянув женщину вверх, перешел в наступление сам.

В другое время и в другом настроении Яков мог быть весьма изобретательным во всем, что касается того, что может делать мужчина с женщиной, особенно если та не возражает против смелых экспериментов. Но с Альв чаще бывало не так. Когда их охватывала страсть, это было похоже на наваждение, не оставляющее места для осознанных поступков. Все, что происходило тогда между ними, было просто и естественно, но одновременно и феерически, имея в виду интенсивность их чувств. Так случилось и на этот раз, и длилось, и длилось, пока не кончились силы у «двужильного» Якова, и даже Альв, что любопытно, немного запыхалась.

– Ты самый замечательный мужчина, Йеп, какого я встретила в жизни! – Слова приятные, что скрывать, но Яков не любил преувеличений.