Новые марсианские хроники

22
18
20
22
24
26
28
30

— Горячей воды нет,— прозвучал голос от двери, ведущей на площадь.

Там стоял низенький толстяк, в духе Эркюля Пуаро, только неулыбчивый и жеёткий, словно тысячелетняя шкура тахорга. На его выцветшей синей гимнастёрке, заправленной в защитного цвета штаны, с портупеей и двумя тяжёлыми стволами на бёдрах, словно у американского шерифа времён Дикого Запада, поблёскивал относящийся примерно к тем же временам сизо-голубой значок полицейского… Нет, скорее, пустынного рейнджера, что было не менее круто, чем настоящий платный охотник за прыгающими пиявками. В руке коротышка поигрывал тяжёлой дубинкой со встроенным станнером, таким при определённом навыке можно было справиться с не слишком удачливой бандой ещё вернее, чем револьверами.

— Что вы сказали?

— Такси нет тоже,— пробурчал рейнджер.— Гостиница закроется через неделю, и никто, слышите — никто не пустит вас к себе на постой, когда пойдут дожди. К тому же, я сомневаюсь, мистер, что вы сможете снять здесь хоть один толковый кадр, ведь всё ваше время уйдёт на борьбу за существование.

— Дождь бывает фотогеничным,— высказал своё профессиональное мнение Иван.

В воздухе на миг повеяло каким-то напряжением, но догадаться о его причине было невозможно.

— Когда пойдёт дождь, вы не выберетесь отсюда ни за какие коврижки,— повторилась мегера за стойкой.

Определённо, она была из русских первопоселенцев, тех самых, которые и основали этот город почти сто лет назад.

— Я всего лишь хочу добраться до гостиницы, а потом мы бы договорились о том, когда и как я смогу удрать отсюда.

— Послушай, парень, удирай прямо сейчас, причём во все лопатки,— почти зарычал шериф. Одновременно с ним мегера за стойкой тоже едва ли не выплюнула слова:

— Тут нечего снимать, совершенно нечего!

Вот тогда-то Иван выпрямился, потому что именно эти слова задели в нём гордость профессионала, а этого он не прощал никому на свете. Иначе какой бы он был фотограф?

Молча, не обращая внимания на мегеру за стойкой, хотя ещё пяток минут назад казалось, что отказаться от кружки кофе выше его сил, он протопал на площадь, за которой начинался городок.

И к чести Ивана следует признать, что он почти не извивался, когда проходил мимо шерифа, но, скорее всего, это достижение следует отнести в адрес строителя, который сделал проём таким широким, что даже толстяк в гимнастёрке не сумел перекрыть его целиком.

2

Когда наступили знаменитые на все Внеземелье марсианские сумерки, равным которых действительно не было даже на спутниках Сатурна, он вышел из гостиницы, в которую устраиваться пришлось с не меньшим боем, чем садиться в аэропорту.

Городок укладывался спать, хотя кое-где ещё теплилась обычная, провинциальная, неспешно-вечерняя жизнь. В иных окнах светились экраны спутниковых визоров, хотя тут принимались лишь четыре сотни программ, притом, что даже на Венере можно было уже настроить антенны на все шестьсот, транслируемых «Интерспейсом». Кое-где на кухнях при свете экономичных ламп телесного цвета ужинали, где-то лаяла собака, совсем недалеко шумело море Удовольствий, то самое, которое потребовало от переселенцев на Марс почти триста лет усилий и невиданных расходов по перегонке подгрунтового льда в воду.

Иван потянулся, мир в его душе, поколебленный недружелюбием аборигенов, восстанавливался. Он спустился с гостиничной веранды по мерно поскрипывающим доскам, ещё раз поднялся и снова спустился. Каждая из ступеней поскрипывала своим голосом. При желании, на них можно было сыграть что-нибудь простое, например, пару тактов «Реквиема» Шмуля.

Потом Иван двинулся по улице, от фонаря к фонарю, которые, как было когда-то давным-давно, предположим, в двадцатом веке, светили с высоких столбов, и даже похожим, искусственно-марсианским спектром Солнца. Под фонарями уютно расположились овалы света, но между ними стояла такая темень, что впору было натянуть ночные очки. Но Иван не полез за ними в карман, не хотел создавать преграду между собой и миром, а потому и не высмотреть чего-нибудь интересного об этих тенях, об овалах света, о выступающих углах простеньких оград перед палисадничками домов, спрятавшихся за кустами жасмино-сирени.

Автоматически он пошёл к центру города, мимо школы и больницы. За ними, согласно плану, который Иван помнил довольно хорошо, находилась городская площадь, где проводились местные праздники и по воскресеньям устраивался «базар» — что-то, дохнувшее едва ли не средневековьем и пасторальной простотой нравов. Обойдя площадь и здание, здорово смахивающее на административный центр, он вдруг услышал чуть более внятные, чем прежде, звуки. Слова, произнесённые знакомым, уже слышанным голосом. Это была та самая мегера, которую он увидел первой в этом городе: