– Надеюсь, вы правы.
Найквист вспомнил о двух последних катастрофах, когда тщательно выстроенная сеть временных шкал города внезапно перегрузилась и начался хаос. Он вздрогнул от воспоминания: многие люди застыли на месте, неспособные сделать шаг в сторону; другие могли двигаться лишь в ужасно замедленном темпе. На Найквиста беда повлияла иначе: его биологические часы ускорились так, что пара дней, казалось, прошла за несколько секунд. В конце концов, он вернулся в свой дом в Ночном районе и лежал в постели, в темноте, пока не прошла тошнота и не восстановилась система города.
– А как насчет тех, кто пострадал от всего этого? – спросил Найквист. – Например, та женщина, о которой я читал в газете. Более семидесяти разных временных шкал, влияющих на ее психику.
– И каждый из них тестировался индивидуально. Что мы можем сделать…
– Бедная женщина порезала запястья.
Бэйл слегка вздрогнул.
– Да.
Найквист продолжил:
– Я слышал, что в парламенте все чаще задают вопросы. Что вы будете делать? Откупитесь от них?
– Это не имеет к вам никакого отношения. Абсолютно никакого!
– Я считаю, что Элеанор связана с вашей борьбой.
– Моей борьбой?
– Вашей битвой. Против времени. И я думаю, что смерть Доминика Кинкейда связана со всем этим. Просто пока еще не знаю как.
Бэйл судорожно вздрогнул, словно испытывая физическую боль.
Найквист постарался смягчить тон:
– Вы должны мне верить, Элеанор преследуют. Мне просто нужно выяснить, почему это происходит и кто ее ищет. И тогда я… и тогда мы сможем убедиться, что она в безопасности.
Этот подход не возымел положительного эффекта. Вместо этого глаза Бэйла наполнились холодным гневом.
– Я в последний раз прошу оставить мою семью в покое. Оставьте мою дочь в покое.
Помолчав несколько секунд, Найквист сказал:
– Но ведь Элеанор не ваша дочь, верно?