— А хоть бы пану воеводе. Говорят, видный мужчина. И женщин слухает. Оно-то, конечно, не всякую слухать надо. Вот Шимазовска, та завсегда брешет. Но я-то с правдою. Приду и скажу, мол, пан воевода, а что такого с моим жильцом? Зело я за человека переживаю. Уходит затемно. Всю ночь гуляет где-то. А возвертается, так матерь моя покойница…
…сам виноват.
…привык к ней, глуповатой шумной тетке, которая, казалось, ничем-то не интересуется, кроме кота, варений и родственничков многочисленных… и вот как теперь быть?
— …и главное, не с пустыми руками возвращается. Золото приносит. А порой и работу на дом береть. Руку там… ногу… зубов склянку целую. Чьих? А мне того не ведомо. Тетушка Цецилия — человек маленький, у ей один интерес — было б по закону все. Вот пан воевода пускай и проверит…
— Хватит! — тоненько воскликнул пан Штефан и кулачком по столу ударил. — Вы меня шантажировать вздумали! Нет! Не бывать тому! Я… я немедля…
— От и мой так… накатит граммулечку и давай кричать, — панна Цецилия подперла щеку кулаком. — И весь такой грозный… как каплун в курятнике…
— Я…
Пан Штефан почувствовал, что задыхается.
Он вскочил.
И хотел заявить, что уходит немедля, а если панне Цецилии вздумается его остановить, то на помощь позовет и… и еще что-то… точно собирался… только потолок вдруг качнулся, пол и вовсе дыбом встал, а гладкая, натертая до блеска столешница метнулась к лицу. И впечаталась бы аккурат в перносицу, когда б ни была остановлена могутною рукой панны Цецилии.
— От же ж, дуровин, как и мой покойный… все-то вы рветесь кричать… доказывать, — она подхватила обеспамятовавшего жильца на руки легко. А и то правда, весу в нем, горемычном, осталось меньше, чем в мешке с сахаром. А мешков оных панна Цецилия для варений покупала изрядно.
— А ты, — обратилась она к кошаку, наблюдавшему за хозяйкою с тех же банок, — чтоб больше тапочки не трогал. Видишь, переживает человек. Здоровье у него слабое.
Кот отвернулся.
Пан Штефан пришел в себя не скоро.
Он лежал в своей постели, на накрахмаленных простынях, раздетый и укрытый пуховым одеялом. И не старым, от которого отчетливо воняло плесенью, но новехоньким, легчайшим да в цветастый пододеяльник обряженным.
Лоб холодил резиновый мешок со льдом.
Под руками обнаружилось теплое полотенчико.
Панна Цецилия сидела у постели с вязанием.
— Совсем ты себя не бережешь, — произнесла она с упреком. — Этак и помереть недолго.
— Все мы там будем, — пан Штефан прикрыл очи.
ebooksa