— Оно-то да, оно-то понятне, но от торопиться ж куда? Не надобно торопиться…
Пан Штефан прикрыл очи и смирился.
Уехать?
Этак он далеко не уедет. И поблекли разом красоты курортного городка вместе с улочками его тихими, пляжами да лежаками, панночками и прочими милыми сердцу прелестями. Он вздохнул, и панна Цецилия истолковала сей звук по-своему.
— Этаж розуму иметь не надобно, чтобы этак надрываться. Совсем ты, пан Штефан, себя не бережешь… мой супруг покойный тоже все сам да сам… — в руках ее появился хорошо знакомый блокнотик, про который пан Штефан думал, что надежно заперт он в ящике стола. А выходит, что вовсе не надежно, что ныне и блокнотик со всем содержимым, и сам пан Штефан пребывают всецело во власти этой ужасной женщины. — Он же ж уездным доктором был… аккурат, как ты.
Панна Цецилия листала странички.
Хмурилась.
Языком цокала.
— Ишь ты… и вправду только десятку дают? Пан Штефан! Как можно! — воскликнула панна Цецилия.
— Простите, но у меня не было иного выхода, — пан Штефан отвернулся к стене, не желая видеть эту ужасную женщину, которая взяла и разрушила все планы его на прекрасное будущее.
— Как можно так дешево… — продолжила панна Цецилия. — Да приличный набор зубов втрое стоит! Уж поверьте мне…
— Что? — ему показалось, что он ослышался.
— И за кости… да тебя обмануть, что дитя обидеть… нет, я этим займусь, самолично… когда встречаетесь?
— Т-третьего дня, — сопротивляться не было сил.
Обманет?
Или… и вправду отправится на встречу?
А потом… потом деньги прикарманит… и…
— Лежи, — панна Цецилия взбила подушки. — И не думай ни о чем… я от супа с флячками сварила. Сейчас принесу. И колбасок печеных…
— Мне нельзя…
— Ай, брось, кому колбаски печеные во вред шли?