— Как быстро?
— Так, — Кишма вытащил из кармана замусоленный листок. — Во… после полуночи аккурат первый… Мыхля хотел пощупать, но я не позволил.
— Правильно.
От дома воняло тьмой.
Первозданной. Хорошенько настоянной на крови. И та пропитала, что камни фундамента, что стены, что даже крышу, которая, казалось, исходила дымом. И лезть туда… не самая лучшая идея. Да и вовсе… кто его просит, лезть?
…никто и знать не знает, что Себастьян здесь.
Даже если вели, то…
…уйти.
…позвонить в эту их полицию, и пусть сами разбираются. А тьма… Себастьяну ли не знать, до чего липкая она. Окунешься в такую и после не отмоешься.
Он усмехнулся и погрозил дому пальцем. Ишь, поставили чары… и странно, что не ослабели те… хотя, чего тут странного? Подновляли.
— Говорит, что этот и прежде ошивался тут… он у мамки спросил, та всех туточки знает, так сказала, что старухин внук, и чтоб Мыхля от него подальше держался. Еще и уши драла, — паренек с пренесчастным видом шмыгнул носом. Ныне в нем не осталось и тени от прежнего грозного атамана. — Мыхля говорит, что этот, значится, и прежде появлялся, а после девки исчезали. И вроде как нашие на него перо кликнули, только не нашлося такого хмызня, чтоб безбашенный вовсе…
Себастьян погладил дверь. И та, отзываясь на ласку, приоткрылась.
Тьма выглянула.
Обняла Себастьяна.
Ласковая.
Черная.
И густая. Влажноватой лапой коснулась лица. И дыхнула терпким сладким ароматом свежей крови. Впрочем, он тотчас исчез, сменившись куда более обычными запахами. Тлена. Влажной древесины. Трухи. Краски… свежей краски… кому и что понадобилось красить здесь?
Нож лег в руку сам.
А вот паренек остался снаружи.
И правильно, не его это дело…