— Нет. И я не спал с Шоу. На кой мне целка? Я предпочитаю женщин, которые умеют сделать мне приятное.
— Снимали вы?
— Нет. И, кстати, зелье я до сих пор не выпил, — по губам Миро скользнула неприятная усмешка.
— Я поверю вам на слово, — так же неприятно усмехнулся Реджинальд в ответ. — Вы знаете, кто из ваших товарищей по колледжу… спал с Лили Шоу.
— Точно не Эскотт! — Миро развел руками. — Вот пара парней из Арии, это его, гм, работа. И тот сопливый мальчишка из де Линси, который пишет за всех в Абартоне работы. Обожает крепкий член, с Эски берет натурой.
Мэб поморщилась. Заметив это, Миро подмигнул.
— Такие дела, добрая леди. Еще что-то?
— На вопрос вы так и не ответили, Миро, — сухо напомнила Мэб.
— Нет, — юноша скривился. — Я не знаю никого, кто спал бы с Лили Шоу. Но тут особенно нечем хвастать, верно? То ли она нервная целочка, то ли шлюшка. В любом случае, тот еще подвиг. Еще вопросы?
— Идите вон, — вздохнул Реджинальд.
Миро ухмыльнулся довольно, отвесил шутовской поклон и выскочил за дверь. Реджинальд коротко выругался и потер переносицу.
— Ты веришь ему? — Мэб после кратких раздумий протянула руку, коснулась напряженной шеи мужчины и принялась разминать ее пальцами.
— М-м-м… Не знаю. Он — паренек неприятный, но кое в чем он, увы, прав. Мы заранее знаем виновных. Эскотта вычеркиваем?
Мэб поежилась.
— То, что он предпочитает мужчин вовсе не значит, что он не спит с женщинами, — первая часть фразы далась ей нелегко и тон вышел какой-то ханжеский. — К тому же, он мог фотографировать.
— Резонно, — согласился Реджинальд и крикнул: — Следующий.
Следующим был Эскотт, развязный, и как показалось, манерный юноша лет двадцати, в точности такой же самодовольный, как и Миро. Он напомнил о том, что отец его — Питер Уинрэй Эскотт — верховный судья, грозил расправой, всеми возможными казнями, начиная от увольнения и заканчивая выплатой колоссальной компенсации за клевету. К концу прочувствованного монолога Реджинальд не выдержал и поинтересовался, во сколько же оценивает свою честь сын верховного судьи. Эскотт-младший, задрав высоко остренький подбородок, придававший всему его миловидному лицу сходство с мордочкой какого-то юркого и не слишком приятного грызуна, сообщил, что речь идет по меньшей мере о сорока тысячах. Нет, пятидесяти.
— Я заплачу, — кивнул Реджинальд. — Если надо, я и сто заплачу. Когда вы докажете факт оскорбления. После долгого и утомительного суда. А пока, ответы, пожалуйста.
Однако, разговор с Эскоттом ничего не дал, как и беседа с арктически-спокойным Маркусом Дильшенди, племянником кардинала Дильшенди, человека приближенного к королеве. С ним приходилось быть осторожным, потому что люди, попавшиеся на дороге у кардинала, очень легко расставались с работой, а по слухам и с головой. Он был фигурой куда более опасной, чем судья Эскотт. Впрочем, своим родством Маркус Дильшенди не кичился, ни разу не упомянул дядю в разговоре и держался непринужденно, спокойно отвечая на вопросы.
Потом были Д“ Или, Барклен, Самьюэльс, Де Гор, Буансе, близнецы Фенгоры, и еще полдюжины громких имен, самодовольных лиц, пухлых папок с личными делами. У всех было рыльце в пушку и возможность творить что угодно, прикрываясь именем своих родителей.