— Боишься, что я ему что-нибудь отколдую, если станет опять возражать?
— И это тоже, — кивнул Реджинальд. — Как женщина ты, думаю, сейчас лучше подойдешь. Поговори с Лили.
Мэб задумчиво кивнула, признавая его правоту, и неохотно отстранилась. В объятьях Эншо было хорошо, и привыкать к этому не следовало.
— Кстати, — ухмыльнулся Реджинальд, разжимая руки, — из ректора выйдет отличная жаба.
В сессионные недели в выходные Университет обычно отсыпался. Во всяком случае его накрывал тот сонный покой, какой бывает только душными майскими днями.
Краткие часы отдыха преподаватели предпочитали проводить в своих кабинетах, заполняя формуляры: после окончания экзаменов многие из них незамедлительно отбывали в отпуск. Студенты чисто теоретически готовились к новым испытаниям, но Реджинальд все еще слишком хорошо помнил свои юные годы и не строил иллюзий. Студенты пили, бездельничали и призывали мистическую «халяву», которая к некоторым — носителям громкого имени и внушительного состояния — даже прилетала. Иногда к этому безумию присоединялись даже ученики де Линси. Однако обычно все это происходило в стенах общежитий. Сегодня же, точно назло, аллеи были полны народа. И, увы, в этом не было никакой мистической подоплеки, а так заманчиво было списать все на зловещее колдовство. Все было куда прозаичнее, и в то же время — омерзительнее.
«Абартонский обзервер» — мерзкий листок, рукописный, размноженный при помощи магии и появляющийся то тут, то там в самое неподходящее время, был той чудовищной гидрой из мифов, с которой сражался Святой Герукс. Взамен каждой отрубленной головы вырастали пять новых. Переписчиков отчисляли, любителей посплетничать примерно наказывали, но за все годы так и не удалось добраться до зачинщиков. Все привычно грешили на Королевский колледж и помалкивали. Королевский колледж в Абартоне принято было терпеть молча.
В этот раз мерзкая листовка была целиком посвящена «распутницам Шарлотты», содержала немало оскорблений и в адрес самой королевы, так что оставалось только сожалеть, что статья «за оскорбление королевских особ» была упразднена несколько лет назад. Конечно, за подобные письменные, недоказательные мерзости не грозило ничего страшнее штрафа и порки, но Реджинальд не прочь был устроить порку показательную, всем в назидание.
Телесные наказания теперь также были под запретом, и обычно он это поддерживал, но не сегодня.
— Какой ужас! — профессор Оуэн подошла, размахивая целой пачкой листовок.
— Когда это появилось? — сумрачно спросил Реджинальд.
— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Я нашла это приколотым к своей двери. И… вы видели снимки?
— Увы, — кивнул Реджинальд. — Их много?
— Да уж хватает. Жаль, — Оуэн сокрушенно покачала головой. — Очень жаль будет отчислять мисс Шоу. Способная девочка.
Реджинальду никогда особенно не нравилась Дженезе Оуэн, но сейчас он испытал прилив ненависти, с которым справился не сразу. Мастер проклятий, чуткая к таким вещам, удивленно вскинула брови.
— Вы не допускаете, что мисс Шоу может быть жертвой? — процедил Реджинальд. — О чем я? Она в любом случае жертва, раз эти мерзкие снимки развешены повсюду!
Дженезе кривовато усмехнулась.
— Вы все принимаете слишком близко к сердцу, профессор Эншо. И слишком сильно злитесь. Остыньте. Идемте, в столовой как раз должны заварить чай к завтраку.
Ее пальцы, вызывая невольную дрожь, легли на запястье Реджинальда. Он отстранился.
— Иногда, леди Оуэн, я забываю, какая пропасть лежит между вами и всем остальным миром.