Женщина сузила глаза.
— О чем вы?
— О ваших средневековых взглядах на жизнь. И о том, как легко вы навешиваете ярлыки. И как подходите ко всему с позиции двойных стандартов. Полагаю, юному соучастнику, коль скоро он из Королевского колледжа, ничего не будет.
— Успокойтесь, Эншо, — Дженезе сморщила носик. — Молодым мужчинам свойственно совершать подобные глупости, и это нормально. Однако, юные девушки не должны…
— Нормально, леди, для любого мужчины вне зависимости от его возраста и происхождения соблюдать законы и проявлять уважение к женщинам. Кодекс ордена Розы, параграф девятый. Извините, мне нужно поговорить с ректором.
Дженезе вновь схватила его за локоть, и Реджинальд приложил огромные усилия, только чтобы не сбросить ее. Прикосновение вызывало неожиданное отвращение, а разговор оставил во рту привкус гнили.
— Не стоит, Реджи. Вам не следует разговаривать с ректором, когда вы в таком состоянии!
— Отпустите, — Реджинальд освободился от, впрочем, достаточно вялой хватки волшебницы.
Хотелось еще сказать «Не смейте звать меня Реджи», но слишком уж по-детски это звучало. Поэтому Реджинальд удалился молча, печатая шаг, а по дороге испепелил несколько фанерных щитов с фотографиями и целую кипу листовок.
В приемной ректора было шумно. Здесь почти всегда в сессионные недели собиралась толпа, все с бумагами на подпись, утвержденными ведомостями, списками студентов на пересдачу и письменными просьбами эту пересдачу немедленно разрешить. Однако, сегодня царило недоброе возбуждение. Главной темой для обсуждения стала Лили Шоу и «ее возмутительное поведение». К некоторому удивлению Реджинальда ни одна из преподавательниц не собиралась вступаться за девушку. Впрочем, тут не было ничего странного, если вспомнить, что среди профессуры не было простолюдинок. Где-нибудь в частных колледжах — возможно, но только не в великолепном аристократичном Абартоне. Да и мужчины «из народа» едва ли получили бы право работать в Университете, если бы не настойчивость де Линси и необыкновенно сильный дар его зятя.
Должно быть что-то недоброе было написано на лице Реджинальда, раз его пропустили без пререканий. Даже первая скандалистка Абартона — леди Амелия, преподавательница траволечения, пожилая, с гордостью носящая титул «Первой женщины-профессора» и обычно всем об этом напоминающая своим высоким, визгливым голосом, молча пропустила его. Реджинальд толкнул дверь и резко спросил:
— Можно?
Если бы вон Грев сказал «нельзя», Реджинальда бы это не остановило.
— Присаживайтесь, Реджи, — вздохнул ректор. — Выпьете?
— Нет, благодарю, — Реджинальд бросил на ректорский стол скомканные листовки.
— А вам бы не помешало, — вздохнул вон Грев и уточнил. — Нам всем не помешало бы.
С тоской он посмотрел сперва на листовки, потом на графин с коньяком, и с сожалением отодвинул стакан. Было еще слишком рано для того, чтобы пить.
— А мы просили вас принять меры, ректор, — со вздохом напомнил Реджинальд.
— Да. Вы были, кхм, убедительны, — вон Грев покачал головой. — Я думал, леди Дерован испепелит меня на месте. Леди можно понять, как женщина она принимает все близко к сердцу.
— Я тоже принимаю все близко к сердцу, — сухо сказал Реджинальд. — Момент упущен, ректор. Весь Абартон, полагаю, вместе с городком, сплетничает о мисс Шоу.