Во имя Абартона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сожалею… — Реджинальд запнулся, не зная, нужно ли говорить что-то.

От дальнейшего разговора его спас подъехавший трамвай. Леди Мэб снова удивила, продемонстрировав кондуктору проездной абонемент.

Из всех видов транспорта трамвай был самым… нежелательным в сложившейся ситуации. Диванчики для двоих пассажиров стояли рядами, и сидеть приходилось рядом, так что бедро прижималось к бедру. Хотя трамваи широко использовались уже лет сорок, многие дамы до сих пор возмущались подобным неудобством. Одно время даже пытались ввести отдельные вагоны для дам и джентльменов, но в конце концов это было сочтено — и справедливо — бессмысленной тратой средств. В конце концов, на трамваях ездили по большей части люди простые. Для аристократов существуют экипажи и автомобили.

— Есть у вас семья, Реджинальд? — Мэб повернула голову, и сквозь запах кожи, железа и пота пробился аромат ее духов.

— Конечно, — односложно ответил он, стараясь отрешиться от ненужных ощущений.

— Большая? Неуместное любопытство, верно? — Мэб хмыкнула. — Простите. Я просто боюсь, что мы опять ничего не найдем, и глушу беспокойство.

— Достаточно большая. Шесть или семь братьев и сестер.

— Вы не уверены? — удивилась Мэб, поворачиваясь к нему всем телом, так что колени соприкоснулись. Реджинальд прекрасно помнил, что они у леди Дерован округлые, красивые.

— Я оставил дом, когда мне было двенадцать. С тех пор многое могло перемениться.

Мэб кивнула, Реджинальд же впервые за долгое время задумался о своей семье. Много лет его не беспокоили оставленные далеко позади родственники, как, он уверен, не беспокоились и они.

Трамвай, покачиваясь и дребезжа, добрался наконец до нужной остановки, и Реджинальд с облегчением поднялся. Однако Мэб, точно не замечая, что делает, вцепилась в его локоть. Со стороны они напоминали респектабельную пару, выбравшуюся в столицу на прогулку. Таких здесь хватало, бесцельно фланирующих по улицам, оранжереям, музеям, ужинающих на Озере. Лишь спустя пять минут, оказавшись перед высоким и узким зданием Института Криминалистики имени барона Ласо, Мэб отпустила его. Запрокинув голову, она рассматривала причудливые витражи.

— Своеобразно, — пришла наконец к выводу. — Кобартон, все же, архитектор со странностями.

Витражи, изображающие сцены знаменитых убийств, раскрытых благодаря энтузиазму Жана Ласо и его учеников, давно уже перестали занимать и Реджинальда, и большую часть жителей столицы.

— Дополнительную пикантность всему этому придает, конечно, тот факт, что Кобартон задушил жену и дочь.

Дверная ручка была сделана в виде руки скелета, сжимающей нож. Воистину, архитектор был со странностями. Пока Реджинальд заполнял бумаги у стойки, Мэб рассматривала столь же своеобразный интерьер холла, изучала дипломы и благодарственные письма в рамках и газетные вырезки. Одна очевидно привлекла ее внимание и, заложив руки за спину, Мэб несколько минут вчитывалась в текст, привстав на цыпочки.

— Жанна Марто, в девичестве Напьер, и массовые убийства в СэнтТраоне?

Служитель, просматривающий заявку Реджинальда, вскинул голову и скользнул по леди Мэб заинтересованным взглядом, вызывающим глухое раздражение. Так смотрят на кобылу или продажную девку — оценивая перспективы.

— Сумасшедшая, леди. Лет сто назад здесь изучали психологию преступников и душевные расстройства, но потом мы предпочли сконцентрироваться на вещах более материальных, — прозвучало это так, словно здесь была личная заслуга юнца. — Психические болезни мы оставили клиникам.

— И что за болезнь была у этой Марто?

— Этого я не знаю, леди, — покачал головой юнец, улыбаясь. Кажется, его позабавил интерес Мэб к старой вырезке.