Мэб нагнала его уже на верхних ступенях. Она ступала бесшумно босиком, но скрип выдавал. Соблазняющий скрип, напоминающий о кушетке внизу, и было сейчас не разобрать, что вызывает дрожь во всем теле: чары, или нормальное здоровое вожделение. Когда рука коснулась его локтя, обжигая даже сквозь рубашку, Реджинальд едва ее не сбросил.
Мэб открыла рот, и он удивительно ясно представил себе их диалог. А как же секс? А вам мало? Или Мэб хотела сказать еще что-то? Розовый язычок скользнул по пересохшим губам, и это, пожалуй, было последней каплей сегодня. Розовый язычок, повлажневшие губы и тревожно блестящие глаза Мэб в полумраке, разгоняемом вспышками молний. Реджинальд схватил ее, стиснул в объятьях, прижал всем телом к стене. Губы были искусанные, растрескавшиеся, но такие податливые, ответившие на почти грубый, жадный поцелуй. Они раскрылись, позволяя языку скользнуть в рот, исследуя, дразня. А потом Реджинальд окончательно потерялся в этих поцелуях, которых, оказывается, давно жаждал.
Он опомнился только когда послышался треск ткани, попытался отстраниться, но Мэб не позволила, ухватив за пояс.
— Моя… комната… — сказала она сдавленным голосом, а потом вдруг с шумом выдохнула. — Боже мой. Что мы делаем?
У Реджинальда, в принципе, был тот же вопрос, но все нужные слова уже прозвучали. Разрешение было получено, а пакт давным давно нарушен. Еще в первое утро, пожалуй. Он сжал горячую руку Мэб, нашарил дверную ручку, шагнул. Раскат грома заглушил и скрип половиц, и стон, с которым он снова припал к ее губам. Обрывки платья он смахнул на пол, оставив Мэб в одном шелковом бюстье, сдвинутом, обнажающем грудь. Реджинальд накрыл ее ладонью, чуть сжал, наслаждаясь упругостью плоти, второй рукой тронул узел на спине и замер.
— Что? — сипло спросила Мэб, сверкая глазами.
— Не хочу торопиться. Не сегодня.
В конце концов, что у него есть кроме этого «сегодня»? Реджинальд сделал шаг назад, обошел застывшую в ожидании Мэб, и, встав за спиной, положил ей руки на плечи. Кончики пальцев ощутили мелкие ссадинки. Нагнувшись, Реджинальд поцеловал эти царапины, лизнул, ощущая слабый железистый привкус крови. Следующим поцелуем припал к шее, и Мэб откинула голову назад, вскинула руку и вцепилась ему в волосы, не желая отпускать. Пальцами Реджинальд вновь нашел ее грудь, надавил напряженный сосок, губами прихватил мочку уха вместе с сережкой. Мэб всхлипнула, дернула его больно за волосы и пробормотала что-то невнятно. Кажется — «еще». Вторая его рука погладила по животу и легла на треугольник волос, играя с шелковистыми завитками, то и дело задевая возбужденную плоть женщины. Новый поцелуй — в другое ушко, где-то лишившееся сережки. Целая цепочка от нежной кожи за ухом по шее до плеча и вниз по спине, по лопатке. Прикосновение языком к позвонкам. Рука, мерно нажимающая на лобок. Вторая, прижимающая податливое, нежное тело к себе, так что впору самому стонать в голос от нереализованного желания, от предвкушения, от того наслаждения, что дарит это… давление.
— Мы… я… не… — прошептала Мэб между стонами, и на этот раз Реджинальд не понял, что именно она хочет сказать. Это и неважно было. Едва ли она, второй раз почти доведенная сегодня до экстаза, способна была сейчас мыслить связно. Она стиснула бедра, вцепилась в его запястье, не позволяя отнять руку, выгнулась, прижимаясь попкой теснее, и Реджинальд понял, что больше он не вынесет. Когда-нибудь потом он будет сожалеть, что не получил все, но сейчас он возьмет то, что сможет. Ее. Сейчас. Так, как есть.
Комната была мала, а кровать велика, поэтому достаточно было легонько толкнуть, чтобы Мэб повалилась на нее ничком, и с готовностью расставила ноги. Реджинальд сглотнул. Открывшееся ему зрелище было… чересчур. Если бы проклятые чары не подпитывали его силы, тут бы он и кончил, просто глядя на выгнувшуюся женщину, откровенно предлагающую себя, влажную, желанную.
— По-пожалуйста… Ре… Реджи…
С этой проклятой бальной одеждой было столько возни! Реджинальд кое-как справился с пуговицами, подтяжки попросту спустил с плеч, и вошел в подрагивающее от нетерпения тело. Кто застонал протяжно? Кто из них двоих всхлипнул?
— Да… — пробормотала Мэб удовлетворенно. — Так…
А потом это томное и почти жалобное: «Еще».
Реджинальд не видел смысла, да и не был способен сопротивляться своим и ее желаниям. Ладони легли на тонкую талию, удерживая, помогая задать ритм, который Мэб подхватила быстро. И они отдались общему безумию. То быстро, резко, почти грубо, а то вдруг медленно, дразня, и снова быстро. Рвано. Сумасшедше. Как не было у Реджинальда ни с одной женщиной, потому что ни одна не была для него по-настоящему недосягаема. Ни одна не была так желанна и так недоступна, как леди Мэб проклятая Дерован, стонущая, выгибающаяся ему навстречу, извивающаяся, царапающая ногтями вышитое покрывало и — черт, ну зачем?! — произносящая его имя. Реджи! Реджи! Реджи! Никогда оно, вычурное, нелепое, временами нелюбимое, не звучало так волнующе, так приятно, так уместно и правильно. И он сам выдохнул «Мэб», кончая, и лишь чудом не навалился на нее всем своим весом. Тело стало тяжелым, неподатливым, усталость вдруг опустилась разом, выкручивая каждую мышцу, но даже это сейчас было приятно.
Реджинальд нашел в себе силы отодвинуться, отстраниться, упал на спину и — такое глупое желание, такое опасное — накрыл пальцами руку Мэб, стиснувшую покрывало. Под его ладонью рука расслабилась.
Сейчас самое время было вспомнить про уговор и уйти, но вместо этого Реджинальд закрыл глаза и задышал ровно, спокойно, наслаждаясь каждой дарованной ему секундой, осязаемостью руки, теплом дыхания, которое долетало до его плеча и согревало кожу даже сквозь ткань рубашки. Сейчас он встанет… сейчас… еще чуть-чуть… вот… вот…
Гроза набросилась, обрушилась целым каскадом молний, страшным рокотом своих громов мстя магам за колдовство, но Реджинальд, утомленный и удовлетворенный, этого уже не слышал. Как, впрочем, и Мэб.
Сперва по коже пробежал предутренний бриз, вызывая мурашки и легкий озноб. Потом послышался шум дождя. Это и разбудило Мэб. Она открыла глаза. В сером рассветном свете комната казалась чужой, странной. А может, это сама Мэб была сегодня странной. Лежала, обнаженная, не считая бюстье, поперек кровати, и лень было пошевелиться. Тело все еще налитое истомой, трудно было сдвинуть с места. Нехотя, она села, вытащив руку из чужих пальцев, и посмотрела на своего… любовника? Реджинальд, в отличие от нее одетый, спал, и лицо его кривилось словно от дурных снов. Мэб протянула руку, коснулась осторожно щеки, ощущая покалывание щетины, виска, сами собой пальцы зарылись в густые, чуть вьющиеся волосы, в сером свете отливающие серебром. На солнце они казались скорее золотыми.
Поняв, что какое-то время уже перебирает волосы, лаская мужчину, Мэб отдернула руку и отшатнулась. Против воли покраснела, а когда в деталях вспомнила произошедшее накануне, еще и разозлилась. На Верне, на себя, на Эншо, который воспользовался ситуацией. Вскочила с постели, бросилась в ванную и уже там поняла, насколько последняя мысль несправедлива.