«В те дни, которые я после этого провела еще в Нью-Йорке, со мной обращались как с аренстанткой. Выходить мне разрешалось только в сопровождении матери; я не имела права написать письмо; письма, получавшиеся на мое имя, распечатывались родителями. Я лишена была какой-либо возможности уведомить вас. Здесь в Голден-Хилл со мной обращаются точно также. Я живу с компаньонкой, которая не отпускает меня ни на шаг. У выходов из парка постоянно стоят садовники, по-видимому для того, чтобы не выпускать меня за его пределы.
«Простите, что я пишу так неразборчиво, но пишу я ночью, при бледном свете луны. Я не решаюсь зажечь свет, так как это может разбудить мисс Джонс: она спит в соседней комнате, дверь в которую открыта.
«К счастью, я нашла в кармане пальто завалявшуюся марку (кошелек у меня отняли и я не располагаю ни одним центом); так как по парку мне разрешается ходить одной, я привяжу письмо к камню и попытаюсь бросить через ограду. Может быть найдется услужливый человек, который подымет письмо и опустит его в ящик.
«Не пытайтесь писать мне — это было бы бесцельно, так как почту принимает мисс Джонс и предварительно читает все мои письма.
«Я не могу понять, какую цель преследуют мои родители подобным отношением ко мне; быть может вам удастся разрешить эту загадку. Сделайте попытку спасти меня, милый мистер О’Кийф: мне кажется, что я сойду с ума в этом тягостном одиночестве.
«Ваша отчаивающаяся Этель Брайт».
— Черт возьми, несчастная девочка, — сказал Томми внимательно слушавший. — Надо спасти ее!
— Я во всяком случае еду во Флориду, — заявил О’Кийф.
— Но вам не удастся проникнуть в Голден-Хилл, — заметил Джэк Бенсон.
— Это я знаю» но…
— Что-нибудь необходимо предпринять, — сказал Гарвэй Уорд, — несчастная девушка действительно может дойти в таких условиях до сумасшествия. Я знаю мисс Брайт. Она впечатлительная и в высшей степени нервная женщина и вряд ли способна будет долго выносить подобную пытку.
Томми с остервенением жевал свою неразлучную резиновую жвачку, почесывал затылок, что-то ворчал про себя и наконец спросил:
— Вы сумели бы, мистер О’Кийф, подделать почерк?
Журналист вопросительно взглянул на него.
— Да, Томми, это моя специальность, которой я особенно горжусь. Я мог бы мастерски подделывать векселя. Но к чему это нам сейчас?
Томми бросил на него пренебрежительный взгляд, яснее слов говоривший: «Ты, батюшка, глуп!» — О’Кийф, поняв этот безмолвный упрек, расхохотался.
— Да, Томми, до вашей американской проницательности мне далеко. Сжальтесь же над моей глупостью и откройте мне ваш план.
Томми смутился:
— Я ведь не сказал…
— Ваши глаза сказали, а теперь заговорите и языком.
ebooksa