Четверо

– Вы сейчас серьёзно?

– Абсолютно. Я знаю права советского гражданина. Здесь я по другому делу. Даже если они и связаны, вы должны выслать мне повестку.

– Слушайте. – Введенский замялся. – Это важнейший вопрос по делу. Вы общались с профессором Беляевым? Откуда у него в доме оказалась ваша пластинка?

– Пришлите, пожалуйста, повестку. А я, пожалуй, всё-таки пойду и оставлю вас.

– Но вы хотели договорить…

– Всего доброго.

Крамер встал, пожал руку Охримчуку, взял со стола белую соломенную шляпу и, проходя мимо Введенского, вдруг задержался и пристально посмотрел на него.

– Снимите фуражку, пожалуйста.

– Что?

– Снимите, снимите. Во-первых, в помещение с головным убором не входят. Во-вторых… Снимите.

Введенский медленным движением снял с головы фуражку. Ему это не нравилось. Крамер посмотрел выше его глаз, прищурился, затем улыбнулся.

– А во-вторых, как я и думал, у вас прекрасный долихоцефалический череп. До свидания.

Когда Крамер закрыл за собой дверь, Введенский и Охримчук ещё долго молчали, не понимая, что произошло.

– Я его к стенке поставлю, – сказал наконец Введенский, усаживаясь на стул.

Фуражку он так и не надел.

– Не кипятитесь, Николай Степанович, – сказал Охримчук. – Человек он сложный, своеобразный…

– И почему-то ещё живой.

– Ну, Николай Степаныч. – Охримчук укоризненно поглядел на него. – Вы же, надеюсь, шутите?

– Нет. Ладно, дело не в этом. У меня другое. Вышлите, пожалуйста, людей в морг больницы – надо снять отпечатки пальцев. Кто-то проник в морг, вскрыл тело профессора и вставил в его грудь новую звезду с могилы.

Охримчук сглотнул слюну и расширил глаза.