— Время на написание послания законами не ограничивается. Но я уже почти закончила… не знаю, как к вам обращаться, простите, вы не представились.
Да. Я могу быть омерзительно-нудной, когда захочу. Хотя слишком рисковать все же не следует.
Дверь камеры захлопнулась. Я упала на матрац, резко выдохнув. Вот теперь надежда может писать завещание. Хотя… она же — последняя, ей просто некому. Если послание не дойдет, или адресат на него не откликнется, наши дела плохи.
Зи присела рядом со мной, обняла за плечи:
— Не знаю, что ты написала, но догадываюсь: титулованный гад получит сюрприз! Я в тебя верю.
Дверь отперли снова. В камеру заглянул Руфус:
— Барышня Авла, вы в порядке? Такого понавыдумывали…
— Для вас, сударь, — барышня Ронда. Можете звать правдовидца — отвечу за каждое слово.
Руфус вздохнул:
— Если это точно не бред, тогда отправляем немедленно. Я лично прослежу, чтобы письмо доставили прямо в руки.
По его лицу было видно: он хочет что-то добавить и не может. Боится. Не за себя, скорее всего, — за близких. Увы, насчет негодяев у власти Зи абсолютно права. Но никто ведь и не говорил, что борьба за истину — это просто.
Дверь в очередной раз открыли. Вошел человек, которого я не назвала бы ни другом, ни родственником — только тем, кому желала умереть вместо отца. Что дама Миллер нашла в нем? Вечно прищуренные глаза, рыжие с проседью волосы, здоровенный нос и гнусавый голос — вот все описание. Говорят, он весьма обаятелен. Видимо, я понимаю обаяние не так, как другие.
Флориан де Стеррэ с любопытством окинул камеру взглядом, усмехнулся:
— Надо же. С тех пор, как последний раз отдыхал здесь с друзьями после вечеринки, ничего не изменилось. А. Хотя нет, вру: перекрасили стены. Здравствуйте, барышня Ронда, — он перестал улыбаться и осторожно присел рядом на койку::
— Понимаю, вам сейчас нелегко. В память о вашем батюшке, о его прекрасной работе и заслугах перед институтом я добьюсь, чтобы вас отпустили немедленно. Но впредь прошу больше так не шутить и подобные письма не сочинять.
Я не посмотрела на него, не изменила позу, продолжая разглядывать противоположную стену:
— Вы
Господин ректор хмыкнул скептичней меня, но встал, взял костюм и принялся изучать. Разглядывал символы, нажимал на них, даже обнюхал. Обернулся ко мне, глядя все еще недоверчиво, но уже с интересом. С глубоким интересом.