– Вы правы, – глухо откликнулся Бастиан. Если Аделин действительно нужна Максу Моро в качестве заложницы, то с ней все будет хорошо. Ну а если нет, если он просто решил расправиться с ней…
Бастиан стиснул зубы и отдал себе приказ: быть спокойным, отстраниться от того, что Аделин сейчас в руках убийцы девушек. Его волнение ничем не поможет, только сослужит дурную службу, можно сорваться в самый ответственный момент.
– Плохо, что мы не успели приставить к ним охрану, как вы предлагали, – сказал Бастиан, бросив взгляд на господина Арно. Вспомнились слова отца: «Представь, будто тебя окружает ледяной панцирь. И с каждой секундой он становится все толще и толще».
– Плохо, – согласился полицмейстер. – Что будем делать?
Бастиан прошел к окну, выглянул – вечерело, сад тонул в сиреневых и розовых тенях. Какая же все-таки силища у этого Макса Моро… Доктору Холле следовало придушить его подушкой.
– Вы – оставайтесь здесь и не покидайте комнату, – ответил он. – С него станется вернуться и захватить еще одного заложника… или окончательно расправиться с Уве. А я пойду… – Бастиан выдернул из воздуха тоненькую золотую нить остаточных заклинаний и со свирепым удовольствием подумал, что этого достаточно, чтобы открыть проход. – За ними. И надеюсь, что мы вернемся живыми.
– Убейте его, – с какой-то легкостью произнес господин Арно. – Просто убейте.
Бастиан кивнул. Обменялся рукопожатием с полицмейстером и офицерами и подумал, что за такое недолгое время они стали настоящими друзьями.
– Хотел бы сказать, что все будет хорошо, – произнес Шанти, – да вы и без меня справитесь. Возвращайтесь скорее, вашбродь!
Тьма прохода обняла Бастиана и потянула вперед. Золотая нить остаточного заклинания, что оплела его пальцы, трепетала во мраке, словно огонек церковной свечи, который все-таки не мог развеять эту тьму. Бастиан падал и вдруг…
Тьма не растаяла. Она лишь отступила от Бастиана, сделавшись неаккуратной рамкой, что обрамляла картину его воспоминания. Бастиан увидел солнечный сосновый лес, который начинался у столичных окраин, узкую дорожку, засыпанную иголками, и самого себя – совсем молодого, дерзкого до наглости, только что после второго курса.
– Что ж, – с улыбкой сказал отец – Бастиан всегда чувствовал улыбку в его голосе, даже когда не смотрел на него. – Давай посмотрим, чему тебя удалось научить.
Отец был здесь, он был жив, и Бастиан едва не разрыдался от той горькой любви и тоски, которая сейчас стиснула его сердце. Спустя два месяца после этого дня отец умрет в своей постели – просто остановится сердца… Но в следующий миг тоскливое понимание грядущей потери ушло, и Бастиан уже мчался по дорожке за отцом, не переставая удивляться, как ему удается бежать таким легким, упругим шагом в его-то шестьдесят.
Они пробежали по лесу, вырвались к мосту через чахлую речушку, и дальше тропинка превратилась в полосу препятствий, выставляя под ноги Бастиана то камень, то корень, то ком земли. Бастиан перепрыгивал через них и бежал, сердце его билось ровно, солнце разбрызгивало пятна света сквозь ветви, и Бастианом овладело желание победить. Обойти отца, показать ему, что он учился не напрасно, что он может справляться не только с этой неровной тропинкой, но и с остальными трудностями и бедами.
Он смог обойти Альвена Беренгета только через полмили, но не успел этому обрадоваться: прямо перед его лицом сверкнуло серебро дальневосходного метательного ножа, выбило кусочки коры из сосны. Бастиан не остановился – сейчас нельзя было останавливаться. Начиналось самое интересное.
Танец ассасинов был действительно танцем – быстрым, невесомым, изящным, с той только разницей, что оба партнера были вооружены и стремились выпустить друг другу внутренности с максимальной быстротой и изощренностью. Солнечные лучи отплясывали на изогнутых лезвиях ножей, Бастиан двигался, стараясь увернуться и нанести удар, но раз за разом поражал только пустоту.
Он разозлился. Через несколько минут он почти пришел в бешенство. И, когда наконец танец прекратился и Бастиан увидел, что прижимает нож к яремной ямке отца, ему стало так легко, что он готов был взлететь. Нахлынувшее счастье и радость от победы опьянили его сильнее крепкого восточного вина.
– Вот и все, – сказал Бастиан. – Кто победил?
– Ты, малыш, – с плохо скрываемой радостью откликнулся отец. – Ты победил, и я тобой горжусь.
В следующий миг Бастиан наконец понял, чем было это серебряное пятнышко, которое он видел краем глаза, когда задавал свой вопрос. Отец едва уловимо держал свой нож возле его нижнего века, когда Бастиан осознал это, ему сделалось настолько стыдно, что он с трудом мог дышать.