Аделин отрицательно качнула головой:
– Нет. Даже не думала, что однажды здесь окажусь.
Они покинули больницу и пошли по улице – налегке, свободные и умиротворенные, держащие друг друга за руки, и Аделин казалось, что она видит сон. Все здесь было совсем другим, не таким, как в Западных пустошах: и маленькие белостенные дома с рыжими черепичными крышами, и деревья, что свесили цветущие сиреневые ветви прямо над дорогой, и запахи, ленивые и теплые, и звуки.
– Я сплю, – сказала Аделин, когда они свернули с дороги и пошли по тропе туда, где шумело что-то большое и доброе. – Сплю и вижу сон…
Она не договорила: море вдруг заняло собой весь ее мир. Аделин замерла, с детской восторженностью сжав руку Бастиана: море смотрело на нее, как на любимого друга, море шумело и пело, в нем были все тайны мира, все созвездия и краски.
Аделин выпустила руку Бастиана и подошла к воде. Волна набежала, накрыла туфли, и Аделин отстраненно подумала, что запах соли и песок останутся в них, когда они вернутся в Инеген. Сейчас вся ее жизнь казалась такой маленькой и далекой, что Аделин забыла о ней – просто стояла и смотрела на бескрайнюю громаду воды всех оттенков синего, и взгляд летел далеко-далеко, и она летела с ним туда, к горизонту, где морская синь сливалась с небесной…
Аделин опомнилась только тогда, когда рука Бастиана сжала ее руку слишком сильно. На нее снова нахлынули запахи и звуки, мир обрел устойчивость и утратил волшебство, и Аделин увидела, что поднялась в воздух – Бастиан держал ее за руку, не давая улететь, и его лицо было растерянным и каким-то детским.
Это было как тогда, в парке, но сейчас Аделин взлетела намного выше без всяких артефактов.
– Боже мой… – выдохнула Аделин. Ноги снова уткнулись в мокрый песок, она упала бы, если бы Бастиан не поддержал. Она испуганно посмотрела на Бастиана и прошептала: – Я взлетела, да? Ты тоже это видел?
– Видел, – откликнулся Бастиан тоже шепотом. – Такое бывает у ведьм… очень-очень редко. Я читал.
Море шумело – Аделин почти разбирала тихие слова, которые были о ней. О том, что быть ведьмой – не так уж плохо. О том, что пора перестать бояться. О том, что когда ты любишь, то можно и взлететь. Море говорило с ней так, как могла бы говорить мать, которой Аделин не знала – с любовью и полным принятием.
– Это опасно? – спросила Аделин и тотчас же добавила: – Это наказуемо?
Бастиан рассмеялся и обнял ее – Аделин слышала, как его сердце бьется гулко и ровно, и на миг ей показалось, что оно стучит в ее груди, словно они стали одним человеком.
– Нет, – ответил Бастиан, поцеловав ее в висок. – Не наказуемо, и переставай уже бояться меня. Я понимаю, что это трудно. Но ты хотя бы попробуй.
Несколько минут они стояли в обнимку, не говоря ни слова, и Аделин чувствовала, как в ней пульсирует та сила, которую заблокировал удар Курта Гейнсборо. Море спасло ее и исцелило – теперь она снова стала собой. Она наконец-то ожила.
– Можно мы побудем здесь еще немного? – спросила Аделин, и Бастиан кивнул.
– Хоть весь день, если хочешь, – ответил он и добавил: – Что-то мне подсказывает, что наш знакомый еще вернется сюда. И мы его встретим.
– Похоже на свадебное путешествие, правда?
Они сидели в маленьком ресторанчике возле моря. Рис с креветками и мидиями источал просто непередаваемые ароматы, вино в бокалах было с легкой кислинкой под сладостью, что мягко окутывала рот, и Аделин казалось, что она снова готова взлететь.
Ей хотелось петь и смеяться. Она давно не была так счастлива – настолько давно, что успела забыть о самой возможности такого светлого счастья. Может быть, так хорошо ей было в детстве, когда она собирала в полях цветы с мачехой и госпожа Флер объясняла: это василек от слепоты, а это пчелиный хлеб от жара и опухолей…