Долго они простояли так в безмолвии: Пип – улыбаясь, Пасьянс – всё ещё прижимая руку к груди, словно только что присягнул самому президенту. Замза наконец прервал тишину глубоким вздохом, скрестив ножки над туловищем и тихо зажужжав.
– Будь я сто раз проклят, – пробормотал Пасьянс.
– Она тебе нравится, – установил Пип.
– А я в первую минуту подумал, что это Молли подошла к двери.
Уже в самом начале он продемонстрировал Пипу свою помятую карманную книжку, и правда: женщина на обложке обладала отдалённым сходством с Нассандрой, что впрочем, объяснялось прежде всего тем, что у той тоже были светлые волосы, огромные глаза и хрупкая фигурка.
– Но она не Молли, Пасьянс.
– Я знаю! Просто она мне её напомнила, – экслибр поглядел на постель вредителя. – По всему видать: теперь мне ходить за тараканищем. Уж не знаю, придётся ли ему это по вкусу.
– Не надо о нём говорить так, словно его здесь нет, – наставлял его Пип. – Можешь смело к нему обращаться напрямик. Думаю, он нас понимает, даже если не может сказать.
Пасьянс отмахнулся:
– Как-нибудь в другой раз.
Пип подошёл к кровати, попрощался с Замзой и вышел вместе с Пасьянсом из комнаты. Они побрели вдоль коридора. Экслибр всё время озирался, очевидно, в поисках следов только что посетившего их чуда.
– Листья с неё не осыпаются, – заметил Пип.
– Да знаю я.
– Ты охотно увиделся бы с ней ещё разок.
– С тех пор как я выпал из книги, она – самое прекрасное, что мне попалось на глаза.
– Неужели в Лесу мёртвых книг ты никогда не видел каллист?
Пасьянс покачал головой:
– Я чаще всего нёс караул. Наш лагерь мы разбили в корнях упавшей гигантской секвойи, довольно-таки высоко над землёй. Каллисты же живут всегда в низине, на голой почве, и неохотно карабкаются на другие деревья. – Он замолчал и плюхнулся на обитый бархатом стул, стоявший под картиной в золотой раме. Закрыв лицо руками, он глядел на Пипа сквозь пальцы. – Это потому, что я опять вспомнил Молли.
– Тебе её очень недостаёт, да?
– У меня никогда не было ничего лучшего, чем она. Не потому, что она богата или красива, как Дева Мария. А потому, что она принимает меня таким, каков я есть. Умом я не вышел, сам знаю, до неё мне по уму далеко. Но она любит меня, пусть даже я и несу подчас чушь.