Отчасти казалось, будто на ногах ее поддерживает только Искандр. Голова раскалывалась.
«Да, – подумала она. – Я знаю наизусть всего Псевдо-Тринадцать Реку, уж несколько координат выучить смогу».
<Вперед. А потом уничтожь расшифровку>.
«Как?»
<Съешь. Это бумага>.
Махит целую минуту таращилась на координаты – укладывала в ритм и размер в голове, учила, как стихи. А потом порвала полоску, где записала расшифровку первоначального послания, и сунула в рот, все это время думая: «Мы едим лучшее от наших мертвецов. Чей прах я ем сейчас?»
Бумагу пришлось прожевать, из-за усилия заболело место разреза. И все же она съела. Хоть какое-то занятие, пока она взвешивала варианты.
У
<Да>.
«Ты предвзят, Искандр».
<Предвзят, но прав>.
Может, и
Когда она наконец добралась до гостиной – далеко обходя дверь операционной, – там на
– Живая! – воскликнула Три Саргасс, а потом: – … Ой, тебе не больно? – и освободила Махит почти с той же силой, с которой обнимала. – И ты – это
– …да; не больше, чем было; а это все еще зависит от тейкскалаанского понимания «ты», Три Саргасс, – ответила Махит. Хирургический разрез заболел и от улыбки, но все же не так сильно, как от жевания.
– И ты можешь говорить, – продолжила Три Саргасс. Махит так и хотелось пригладить ей волосы за уши; она не заплетала косу заново с тех пор, как они сбежали от агентов Юстиции, даже за время, пока Махит лежала на операции – сколько бы там
– Кажется,
Три Саргасс несколько раз моргнула и
– Я рад, – сказал Двенадцать Азалия с дивана. – Но, собственно… помогло?
<У тебя поразительные друзья>.