Память, что зовется империей

«Мы никогда не будем одни, – подумала Махит. – Мы с тобой. В этой жизни».

<Или в следующей>.

«Если после меня еще будет лселский посол».

<Если после тебя будет лселский посол и нашу имаго-линию решат сохранить>.

Махит надеялась – маленький теплый свинцовый шарик в животе, – что решат. Что эта неделя, она, она вместе с Искандром не пропадут зря. Что ее нынешние знания – внешняя угроза Тейкскалаану, которую она носила в разуме, словно свой собственный ядовитый цветок, координаты собирающихся кораблей пришельцев, достойная внешняя угроза, чтобы отменить любую завоевательную войну, – что эти знания не умрут с ней и Искандром. Что их не заткнут вместе с ней и Искандром.

И тем не менее она ненавидела ожидание. Так легко представлялось, что происходит снаружи – сотня разных версий на основе эпической поэзии, дурацких фильмов и контрабандных документальных съемок тейкскалаанских захватнических войн против планет на краю известного космоса. Стоит начать пальбу – и все повторится в сердце империи. Повторится в точности. Вот в чем проблема. Империя есть империя – и то, что соблазняет, и то, что давит челюстями-капканами, которые будут трясти планету, пока не переломят хребет и та не умрет.

* * *

Махит поняла, что долгому ужасному коротанию времени, бесформенно плывущему в пустом неизменном освещении конференц-зала, пришел конец, по шуму из коридора – крики, грохот двери. Пауза, затем еще больше лязга, словно что-то со стойки смахнули на пол.

– … как думаете? – говорила Три Саргасс, поднимаясь на ноги.

– Даже если не за нами, это уже что-то, – сказала Махит. – Все лучше чем ждать. Пойдем посмотрим.

– Мы арестованы, – заметил Двенадцать Азалия – пренебрежительное напоминание. – Но – гори оно огнем. Давайте разарестуемся.

Махит рассмеялась. В черепе, где-то за бесконечно ноющим ощущением от пореза и пульсацией крови в раненой руке, за мерцанием поврежденных нервов и бесконечной болью в бедре, ей почти стало хорошо.

<Адреналин – тот еще наркотик, Махит, – сказал Искандр. – Воспользуемся им, пока можем>.

Снаружи конференц-зала – а его даже не заперли: это одновременно уязвляло и выставляло Махит добровольной соучастницей в собственном заключении, вызывало небольшой проблеск вины – и на середине коридора к выходу находилась центральная информационная стойка, где на посту, судя по росту и прическе, был Три Лампа. С этой-то стойки и сбросили вещи на пол – россыпь инфокарт и канцелярских принадлежностей, а разрушительницей этой небольшой гармонии, великолепная в белом – и ах, Махит никогда не перестанет радовать символический аспект всех тейкскалаанских поступков, даже самых запутанных: в белом, потому что это визитная карточка эзуазуаката, – стояла Пять Агат, лучшая помощница и любимая ученица Девятнадцать Тесло. Ее непривлекательное лицо было спокойным и холодным, а в руке она сжала электродубинку – тонкий металлический стержень, потрескивающий от электрической энергии. Позади нее был другой тейкскалаанец в чистейшей белой форме, которого Махит еще не видела, и тоже с каким-то оружием.

Что-то вроде кавалерии. Кавалерии в ливреях – и ни следа фиолетовых букетиков. И пришла за ними лично Пять Агат, а это означало, что Девятнадцать Тесло наверняка поняла, чтÓ Махит и Три Саргасс пытались донести в стихах…

– Я их уже вижу, – сказала Пять Агат резко и звонко. – Вот те трое. Прошу сюда, госпожа посол; эзуазуакат Девятнадцать Тесло понимает, что ваша просьба о предоставлении убежища еще в силе.

– Она ни разу не просила убежища формально, – начал Три Лампа, – в Юстиции от этого и камня на камне не оставят.

– Как и от дворцовых интриг Тридцать Шпорника, – отбрила Пять Агат, – так что мы квиты. Я не хочу, чтобы случился инцидент. Не мешайте им уйти.

Махит двинулась по коридору, Три Саргасс и Двенадцать Азалия – по бокам. На миг показалось, что они выберутся, безо всяких затруднений окажутся в руках Пять Агат благодаря вкрадчивой власти Девятнадцать Тесло в действии…

… и тут из кабинета у них за спиной, дальше по коридору, вырвался Шесть Вертолет. Махит застыла на месте, обернулась к нему. Вместо электродубинки, как у Пять Агат, в его руке Махит с леденящим ужасом узнала огнестрельное оружие – на Лселе запрещенное, ведь оно могло вызвать разгерметизацию корпуса, – и он кричал. Махит застыла между Шесть Вертолетом и Пять Агат, на полпути к свободе.

– Даже не смейте – больше вы, долбаные обнаглевшие демагоги, не сможете творить любую срань, какую захотите, на улицах легионы, ваше время кончилось – вам придется подчиниться закону и порядку!