Циклическая ошибка,

22
18
20
22
24
26
28
30

А потом Аня услышала плач. Тихий-тихий. Ее аж мороз пробрал, под комбинезоном и всеми свитерами. Где-то вдалеке — метрах, наверное, в тридцати, там, в серой мгле — рыдал ребенок. Тоненько и безнадежно.

Не будь Аня атеисткой, она бы перекрестилась.

Нужно было или выжимать газ и гнать отсюда во всю прыть, или звать Михалыча, или все-таки разрешить загадку мироздания, от которой мурашки шли по коже. Очевидно, ребенку нечего было делать одному в заброшенной деревне, вдали от людей холодной зимней ночью.

Аня спрыгнула на снег. Включила камеру на «вишках» — те хоть и работали на остатках зарядки, но на что-то еще были способны — и, стиснув зубы, пошла на звук.

В истории про призраков она не верила лет с двенадцати. Но никакого рационального объяснения не существовало, а жить потом еще десять, двадцать, тридцать лет, понимая, что имел возможность проверить и не проверил — это проще было сразу удавиться. Она бы извелась от любопытства и сожалений.

— Эй, ты кто? Ты здесь? Покажись… — Аня по колено в снегу брела среди домов, стараясь не останавливать взгляд на черных окнах. Кажется, где-то за выбитыми стеклами еще сохранились горшки из-под цветов и какие-то остатки занавесок. Тусклые тюли походили на клочья тумана. — Эй…

Аня вышла из прохода между домами. Дальше был лес — высокий, черный, непроглядный. Плакали как будто оттуда. Она шагнула вперед и провалилась едва ли не по пояс. Кое-как восстановила равновесие. Пробрела еще немного вперед.

Или у нее начинались галлюцинации, или кто-то — а возможно, что-то — на нее смотрел. И не в спину, со стороны деревни, а из черного леса, уже совсем близко. Беда была в том, что вот она не видела ровно ничего. Ни белой фигурки между стволов, ни следов, ни зеленоватых огоньков, или чему там положено было появиться.

Черно и мертво.

— Эй…

Плач вдруг стих. А потом перешел в вой. И почти сразу в рев, хруст и треск. С ветки метрах в десяти сорвалось и метнулось в ее сторону что-то темное. Невероятно быстрое. Эдакий меховой треугольник, размером с очень крупную псину.

Аня истошно заорала и отшатнулась назад, опрокинувшись. И почти синхронно подал голос Михалыч:

— Ах ты ж мать твою дери! Пригнись, дура!

Аня, пытавшаяся выбраться из сугроба, послушно плюхнулась обратно.

Грохнул выстрел.

«Треугольник», еще раз заревел и, не добежав до Ани нескольких метров, круто изменил траекторию и метнулся прочь, в темноту леса. Аня, чувствуя, что ее не держат ноги, окончательно уткнулась в снег, оказавшись в нем едва не по самый подбородок. И разрыдалась.

— Ты че, девка, вообще ума лишилась?! — дед, тащивший ее из сугроба, рвал и метал.

— Там ребенок плакал… Я пошла посмотреть…

— Какой ребенок?! Тут с двадцать пятого года ни одного младенца не родилось! Какой к такой-то матери ребенок?!

Аня пыталась успокоиться, но никак не могла. Она ревела так, что аж снегом закашлялась.