Сентябрь

22
18
20
22
24
26
28
30

Еще он знал, что если случайно их встретит, они перейдут на другую сторону, делая вид, что его не знают. Быть может, даже сплюнут под ноги. А за спиной услышит произносимые вполголоса ру­гательства. Вплоть до следующего раза, когда он вновь будет им нужен.

Вагнер поискал сигарету, но не нашел; смял картонную коробочку, бросил в ров. От земли тянуло холодом. Пора выходить, путь неблизкий. Настырные мысли возвращались и не давали себя отогнать. Он глядел на страх и отвращение, на чувство обиды: и когда брал оплату, и когда заслонял­ся принципами затем, чтобы не слушать вопросов: а сколько стоит башка коменданта участка, сколь­ко нужно забашлять, чтобы навсегда исчез недавно назначенный староста.

Гораздо легче убивать чудовищ, чем осуждать людей. Никогда ведь не известно, то ли сбор­щик налогов действительно снимает с земляков последнюю шкуру или всего лишь выполняет соб­ственные обязанности, не пытаясь кому-либо нанести вред. Или же, а полицейский с бело-красной повязкой: это жаждущий власти садист или всего лишь парень, предпочитающий именно эту службу нахождению в иракской пустыне.

В противном случае, вскоре вы все заплатите, чтобы я убил кредитора, соседа или любовника жены. Именно для этого принципы и служат. Ради моей выгоды. Делайте это сами, добрые люди. Осуждайте, как хотите.

Женщина широко раскрытыми глазами глядела в темень. В более светлый прямоугольник окна. Ей было слышно ровное, спокойное дыхание Догги, словно бы рядом с ней маленький ребенок, а не машина для убийства. Понятное дело, она знала, что на самом деле Догги никогда не спит, толь­ко лежит с закрытыми глазами, расслабленный, но чуткий ко всему, следит за окружающим посред­ством функций подкорки или какими-то электронными, будучи готовым к немедленному действию.

До нее доносились приглушенные голоса: Аннакин с Корином ссорились уже долгое время. Фродо ушел, но успел обменяться с нею чуть больше, чем парой слов, когда они вышли из сарая.

Женщина пошевелилась, доски нар заскрипели. Дыхание индейца на мгновение сменило ритм, прежде чем вернуться к норме. Спи, Догги, в мыслях успокоила она его, это всего лишь я.

Отзвуки ссоры затихли. Женщина понятия не имела, сколько времени, свои часы отложила слишком далеко, впрочем, батарейка подсела, подсветка уже не работала. Не важно, и так она будет лежать до утра, пока прямоугольник окна не начнет светлеть, темнота посереет, извлекая из мрака интерьер помещения.

Неправда это, наверное, в тысячный раз подумала она с начала бессонной ночи. Это неправ­да, Фродо, ты ошибаешься. И что ты там знаешь; одна я знаю, как оно на самом деле. Только я и он. Это только лишь секс. В самом наилучшем случае: дружба, не больше. Встречи время от времени, редкие, ворованные минутки. Только лишь затем, чтобы не сойти с ума, испытать в этом ёбанном мире хоть чуточку тепла. Так что ничего это не значит.

Снаружи застонала сова, дыхание Догги тоже стихло. Наверняка, он слышал даже шелест крыльев птицы.

Все же, что она сама чувствует, значит так мало.

- И все же, выходит, что-то ты чувствуешь?

Фродо внимательно поглядел на женщину. Маргаритка прикусила губу, отвела глаза.

- Я неправильно выразилась, - ответила она через мгновение, стараясь, чтобы эти слова про­звучали холодно, даже безразлично. Но это ей не удалось. Фродо уловил в ее голосе фальшивую ноту. Ему самому уже осточертела эта странная пара, упрямо отрицающая очевидное. Он что-то бурк­нул себе под нос.

- Что ты сказал? - подняла глаза Маргаритка.

Низушок не выдержал:

- Курва мать! - заорал он так, что от леса отразилось эхо. - Курва мать, вот что я сказал!

Маргаритка заметила Корина, выглянувшего из ворот сарая. Вот же черт, подумала она.

- Не ори так, - холодно заметила она. - Не надо шоу, все всё слышат…

Никто ничего не слышал. Ведь разговаривали они тихо, если не считать последнего вопля Фродо; но Маргаритка и сама была в бешенстве.