Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра

22
18
20
22
24
26
28
30

– Должно быть, ты рассказал Джону. Об этом знают только ты, Аластэр, мой отец, сэр Росс, Гэваллан, де Вилль и я, а из них только первым четырем известна структура!

– Я не говорил ему… Клянусь, не говорил.

Внутри Данросса снова заклокотала ослепляющая ярость, но он снова ее сдержал.

«Давай рассуждать логично, – сказал он себе. – Филлип больше китаец, чем европеец. Веди себя с ним как с китайцем! Где связь? Недостающая часть этой головоломки?»

Пытаясь найти ответ, Данросс впился глазами в старика. Он ждал, понимая, что молчание – сильнейшее оружие, защищаешься ты или атакуешь. «В чем разгадка? Филлип никогда не сообщил бы Джону такие секретные сведения, значит…»

– Господи боже! – вырвалось у него, когда в голову вдруг пришла эта мысль. – Ты вел записи! Тайные записи! Вот как это стало известно Джону! Из твоего сейфа! Да?

Филлип замер в ужасе от дьявольской ярости тайбаня и, прежде чем смог остановиться, выпалил:

– Да… да… мне пришлось согласиться… – Он замолк, пытаясь овладеть собой.

– Пришлось? Почему? Выкладывай, черт побери!

– Потому… потому что отец перед тем, как… передать мне дом и половинку монеты… взял с меня клятвенное обещание, что я буду вести учет тайных сделок… Благородного Дома, чтобы защитить дом Чэнь. Только для этого, тайбань, это никогда не предполагалось использовать против тебя или дома, лишь для защиты…

Данросс смотрел на него не отрываясь, ненавидя его, ненавидя Джона Чэня за то, что тот предал «Струанз», впервые в жизни ненавидя своего наставника Чэнь-чэня. Он был так взбешен их предательством, что его мутило. Потом вспомнилось одно из давних наставлений Чэнь-чэня юному Данроссу, когда тот чуть не плакал от злости из-за несправедливости отца и Аластэра: «Не поддавайся гневу, Иэн, всегда оставайся спокойным. Я говорил то же самое Кулуму и «Карге», когда они были такими же юными. Кулум пропускал это мимо ушей, а вот «Карга» – нет. Так ведут себя люди цивилизованные: не поддавайся гневу, оставайся спокойным!»

– Значит, у Бартлетта вся наша структура, наши балансы. Что у него есть еще?

Филлип Чэнь лишь трясся, уставившись на него бессмысленным взглядом.

– Ну, давай, бога ради, Филлип, думай! У нас у всех есть тайны, много тайн! И у тебя они есть, и у «Карги», и у Чэнь-чэня, и у Шити Чжуна, и у Дианы… Ради бога, какие еще документы мог передать Джон? – Накатила волна тошноты, когда он вспомнил свои подозрения о связи между Банастасио, Бартлеттом, «Пар-Кон», мафией и винтовками. «Господи, если наши тайны попадут не в те руки…» – Ну?

– Я не знаю, не знаю… Что… что просил Бартлетт? Монету? – И тут Филлип вскричал: – Она моя, она принадлежит мне!

Руки Филлипа затряслись, лицо вдруг посерело. Данросс достал из бара графин с бренди, налил немного в стакан и принес ему. Старик благодарно выпил, чуть не захлебнувшись.

– Спа… спасибо.

– Езжай домой и привези все… – Данросс остановился и ткнул клавишу интеркома. – Эндрю?

– Да, тайбань, – послышался голос Гэваллана.

– Ты не мог бы подойти на минуту? Я хочу, чтобы ты съездил с Филлипом к нему домой. Он неважно себя чувствует, нужно привезти от него кое-какие бумаги.