– Все же думаю, мне лучше уехать в понедельник. Да. Надо же, у секретарши Данросса было назначено свидание с клиентом. Боже милостивый, вот это красотка! – проговорил Синдерс.
Женщина следовала за метрдотелем. И для Синдерса, и для Кросса стало полной неожиданностью, когда она остановилась у столика тайбаня, улыбнулась и, поклонившись, села.
– Боже мой! Фрау Грессерхофф – китаянка? – ахнул Синдерс.
Кросс сосредоточенно следил за губами Рико и Данросса.
– Китаянки так не кланяются. Она японка.
– Она-то здесь, черт побери, при чем?
– Возможно, он ждет кого-то еще. Воз… О боже!
– Что такое?
– Они разговаривают не по-английски. Должно быть, японский.
– Данросс умеет говорить, как япошки?
Кросс посмотрел на Синдерса:
– Да, он говорит
Синдерс ответил пристальным взглядом:
– Не стоит глядеть на меня с таким осуждением, Роджер. Я потерял сына на «Принце Уэльском»[133], мой брат умер от голода на Бирманской дороге, так что не надо этого дешевого лицемерия. Тем не менее я считаю, что она красотка.
– Что ж, в известном смысле это проявление терпимости, – пробормотал Кросс, снова перенеся внимание на Данросса и девушку.
– Вы воевали в Европе, а?
– Моя война, Эдвард, не кончится никогда. – Кросс улыбнулся: ему понравилось, как прозвучала эта фраза. – Вторая мировая – уже древняя история. Я сочувствую вашим утратам, но теперь Япония не враг, она наш союзник, единственный настоящий союзник в Азии.
Они прождали целых полчаса. По губам Кроссу так ничего прочитать и не удалось.
– Должно быть, она и есть Грессерхофф, – сделал вывод Синдерс.
Кросс кивнул.