Гайдзин

– Да.

– Отлично. Пойдите сегодня вечером к вашей маме-сан и раздобудьте то, что они пьют в таких случаях.

– Что?

– Бог мой, Андре, будьте разумны, будьте серьезны! Все это очень серьезно, и если мы не сможем разрешить эту проблему, я никогда не стану владелицей Благородного Дома и потому никогда не смогу содействовать… определенным интересам. – Она увидела, что удар попал в цель, и осталась еще больше довольна собой. – Пойдите туда сегодня и попросите у нее лекарство. Не спрашивайте его у своей девушки, вообще не говорите ни с кем из девушек, они, скорее всего, о нем не знают. Спросите patronne, маму-сан. Вы можете сказать ей, что у девушки задержка.

– Я не знаю, есть ли у них такое лекарство.

Она добродушно улыбнулась:

– Не будьте глупым, Андре. Конечно же оно у них есть, обязательно должно быть. – Ее правая рука принялась вытягивать пальцы левой перчатки. – Как только эта проблема будет решена, все пойдет чудесно, и мы поженимся на Рождество. Кстати, я решила, что будет лучше, если я съеду от Струанов, пока мы не поженимся. Силы мсье Струана прибывают теперь с каждым днем. Сегодня я переберусь в миссию.

– Разумно ли это? Лучше оставаться с ним рядом.

– При обычных обстоятельствах – да. Нужно, правда, думать о приличиях, но более важно то, что после лекарства я наверняка буду неважно себя чувствовать день или два. Как только это будет позади, я решу, следует ли мне вернуться. Я знаю, что могу положиться на вас, друг мой. – Она встала. – Завтра, в то же время.

– Если я ничего не достану, я пришлю вам записку.

– Нет. Будет лучше, если мы встретимся здесь в полдень. Я знаю, что могу положиться на вас. – Она улыбнулась ему своей самой милой улыбкой.

У него зазвенело в ушах и от этой улыбки, и оттого, что, как бы ни разворачивались события, она теперь навсегда прикована к нему.

– Эти иероглифы, – произнес он, – те, что были написаны на простыне, вы их помните?

– Да, – ответила она, удивленная столь внезапным переходом. – Почему вы спрашиваете?

– Не могли бы вы начертить их для меня? Возможно, я узнаю их, они могут означать что-нибудь.

– Они были начерчены на покрывале, не на простыне. Его… его кровью. – Она сделала глубокий вдох, протянула руку, взяла ручку и обмакнула ее в чернила. – Я забыла сказать вам об одной вещи. Когда я проснулась, маленький крестик, который я носила с самого детства, исчез. Я обыскала все, но нигде его не нашла.

– Он украл его?

– Я так полагаю. Но больше не взял ничего. Там были еще драгоценности, но их он не тронул. Их нельзя назвать слишком дорогими, но они стоили больше, чем крест.

– Вот, – сказала она, протягивая ему лист бумаги.

Он долго смотрел на него; солнечный луч посверкивал на золотой печатке, которую он носил всегда, не снимая. Иероглифы не говорили ему ни о чем абсолютно.