Гайдзин

– Что такое «ронин»?

Хирага подумал мгновение, потом объяснил так просто, как только мог. Но ни слова не сказал о сиси.

– Значит, вы – ронин, вне закона?

– Хай.

Тайрер с задумчивым видом поблагодарил его и отпустил. Он подавил зевок. Прошлую ночь он спал плохо, весь его мир перевернулся с ног на голову из-за неожиданного отказа Райко.

«Черт бы побрал Райко, черт бы побрал Фудзико, – думал он, надевая цилиндр и готовясь отправиться по Хай-стрит в клуб, где он завтракал. – К чертям это изучение японского, к чертям вообще все, мои головные боли и то, что я никогда не выучу этот ужасно трудный язык».

– Не будь смешным, – произнес он вслух.

«Конечно, ты его выучишь, у тебя есть Накама и Андре, два прекрасных учителя, сегодня ты устроишь себе хороший ужин с бутылкой шампанского и в компании какого-нибудь весельчака, а потом – в кровать. И не проклинай Фудзико, скоро ты опять будешь засыпать в ее объятиях. О боже, я так надеюсь на это!»

День стоял ясный, в заливе было тесно от кораблей. Торговцы стекались к клубу.

Через открытое окно Тайрер слышал, как корабельный колокол в конторе начальника гавани пробил восемь склянок. Он дремал, забросив ноги на свой рабочий стол, забыв о дневных упражнениях в каллиграфии. Ему не нужно было смотреть на часы, стоявшие на каминной полке. Разум подсказал ему, что сейчас четыре часа пополудни. На кораблях начинается первая дневная полувахта, длящаяся два часа, от четырех до шести, потом наступит вторая – от шести до восьми, а потом возобновятся обычные четырехчасовые вахты до четырех часов пополудни завтрашнего дня. Марлоу объяснил ему, что полувахты были изобретены для того, чтобы вахтенные сменялись по скользящему графику.

Он зевнул и открыл глаза, думая про себя: «Немногим больше полугода назад я даже не слышал о каких-то там полувахтах и никогда не поднимался на военный корабль, а теперь я измеряю время по корабельным склянкам с такой же легкостью, как по часам».

Часы на каминной полке пробили четыре раза. Минута в минуту.

«Через полчаса меня ждет у себя сэр Уильям. Эти швейцарцы действительно умеют делать хронометры лучше, чем мы. Куда, дьявол его подери, запропастился Накама? Неужели он удрал? Он должен был вернуться еще несколько часов назад. И какого черта понадобилось от меня сэру Уильяму? Дай бог, чтобы он не узнал о моем секрете. Надеюсь, он просто хочет, чтобы я переписал еще какие-нибудь депеши. Проклятье на мой почерк, надо же ему было оказаться лучшим во всей миссии, я ведь вроде бы должен работать переводчиком, а не клерком! Черт, черт, черт!»

Он устало поднялся, прибрался на столе и начал мыть руки в тазу, оттирая тушь с пальцев. Стук в дверь.

– Войдите.

Позади Хираги стояли сержант в алом мундире и солдат, оба со штыками на ружьях, оба злые. Хирага был весь в синяках, растрепанный, с серым от гнева лицом и почти голый, шляпа пропала, тюрбан пропал, кимоно превратилось в лохмотья. Сержант толкнул его вперед, держа штык наготове, и отдал честь.

– Мы поймали его, когда он лез через стену, сэр. Ну и пришлось же нам повозиться, пока он утихомирился. У него пропуск, подписанный вами. Он настоящий?

– Да-да, настоящий. – Ужасаясь случившемуся, Тайрер шагнул вперед. – Он наш гость, сержант, гость сэра Уильяма и мой. Он учитель японского.

– Учитель, вон как? – хмуро буркнул сержант. – Ну что же, скажите этому сукину сыну, что учителя не лазят через стены, не пытаются удрать, не носят волосы как у самураев, не пугают честных людей и не дерутся, как целый выводок уличных котов: у одного из моих людей сломана рука, а у другого – нос. Поймаем его за этим делом еще раз, уж не будем так церемониться.

Оба солдата вышли, тяжело топая сапогами.