Гайдзин

Тайрер замешкался с ответом: с одной стороны, он не хотел больше спускать японца с поводка, с другой – не хотел, чтобы тот постоянно был слишком близко.

– Да, если вы сначала покажете мне, где точно вы поселитесь, и не покинете этого места, не предупредив меня.

Подумав секунду, Хирага кивнул:

– Я сог’расен. Паза’рста, вы говорить со’рдаты, я харасо зыть здесь и в деревне?

– Да, это я сделаю. Уверен, что сэр Уильям согласится.

– Спасибо, Тайра-сан. Говорить со’рдаты тоза, если нападать опять, я доставать катана.

– Даже думать не смейте! Я запрещаю это, сэр Уильям запретил это! Никакого оружия, никаких мечей!

– Паза’рста, вы говорить, со’рдаты нет нападать, паза’рста.

– Хорошо, я скажу им, но если вы появитесь здесь с мечами, вас убьют, они вас застрелят!

Хирага пожал плечами:

– Паза’рста, нет нападать. Вакатта?

Тайрер не ответил. Вакатта являлось высокомерной формой вакаримасу ка: «Вы понимаете?»

– Домо.

Со сдерживаемой яростью, которую Тайрер ощущал почти физически, Накама снова поблагодарил его и сказал, что вернется на рассвете, чтобы проводить его к своему временному пристанищу в деревне, а потом будет готов ответить на любые вопросы, какие он пожелает задать. Он сухо поклонился. Тайрер так же сухо поклонился в ответ. Японец повернулся и вышел. Только тогда Тайрер увидел лиловые пятна кровоподтеков, сплошь покрывавшие его спину и ноги.

Через дорогу, ближе к морю, почти прямо напротив клуба, стояло большое одноэтажное кирпичное здание британской миссии, с флагштоком во дворе, с английскими садиками, обнесенное, как и все наиболее важные строения, оградой, которую можно было защищать. Сэр Уильям уже оделся к ужину, как и его почетный гость адмирал; оба были вне себя от бешенства.

– Проклятые ублюдки! – выругался адмирал, подходя к буфету, чтобы налить себе еще одну основательную порцию виски. Его и без того красное лицо было теперь еще краснее, чем обычно. – Непостижимый народ.

– Абсолютно. – Сэр Уильям отшвырнул свиток в сторону и уперся гневным взором в Иоганна и Тайрера, стоявших перед ним.

Час назад этот свиток прибыл с посыльным от японского губернатора, который прислал его по поручению бакуфу. «Очень срочно, прошу прощения». Вместо голландского, как это было принято, послание оказалось написанным иероглифами. С согласия Сератара Иоганн привлек к работе одного из иезуитских миссионеров, француза, и представил черновой перевод, который Тайрер тут же переложил на правильный английский. Послание было от Совета старейшин, внизу стояла подпись Андзё:

Я извещаю Вас о следующем. По приказу сёгуна, полученному из Киото, предварительно назначенная через девятнадцать дней встреча с родзю и встреча в тот же день с сёгуном должны быть отложены на три месяца, поскольку его величество не вернется до того времени. Посему я предварительно направляю Вам это извещение, чтобы впоследствии назначить совещание для обсуждения деталей. Выплата второй половины дара должна быть отложена на тридцать дней. С уважением и покорностью довожу это до Вашего сведения.

– Иоганн, – спросил сэр Уильям ледяным тоном, – как вы считаете, нельзя ли расценить сие послание как необычайно грубое, невежливое и совершенно гнусное?