Почти тотчас же в его комнату вбежал Макфей. Его лицо было белым как мел.
– Ей сообщили!
– Знаю. Ничего страшного.
– Господи Исусе, Малкольм, от этого не отмахнешься, просто заявляя «ничего страшного»! – выпалил Макфей в величайшем возбуждении, его слова едва можно было разобрать. Он протянул ему письмо, которое держал в дрожащей руке. – Вот, почитай сам.
Письмо, без всякого приветствия, только подпись внизу: «Тесс Струан».
Струан сердито сунул бумагу обратно ему в руки.
– Я пока не собираюсь возвращаться в Гонконг. Поеду туда, когда сам сочту нужным.
– Святый Боже, Малкольм, если она приказывает нам вернуться, нам лучше так и сделать! Есть причины, по…
– Нет! – вспыхнул Малкольм. – Понятно? НЕТ!
– Ради всех святых, да посмотри же ты наконец правде в глаза, – вспылил в ответ Макфей. – Ты несовершеннолетний, она сейчас управляет компанией, и управляла ею много лет. Мы обязаны подчиняться ее приказам и…
– Я не обязан подчиняться ее приказам, вообще ничьим приказам. Убирайся!
– Никуда я не уйду! Неужели ты не видишь: то, что она просит, разумно и сделать это нетрудно. Мы можем вернуться сюда через две-три недели, рано или поздно тебе все равно понадобится ее согласие, ясно, что лучше всего попытаться получить его сейчас, у тебя все прояснится, и нам работать будет легче, и…
– Нет! И… и я отменяю ее распоряжения: я приказываю тебе. Я тайпан дома Струанов!
– Черт, ты должен знать, что я не могу пойти против нее!
У Струана едва не подогнулись колени на ходу при воспоминании о той жуткой боли, которая пронзила низ живота, когда он неосторожно дернулся, выкарабкиваясь из глубокого кресла, чтобы встать на ноги. Он заорал на Макфея:
– Слушай, ты, в-три-господа-бога-душу-мать, я напоминаю тебе о твоей священной клятве служить тайпану, тайпану, черт подери, кто бы он ни был, тайпану, а не его… твою так и эдак, матери! Вспомнил?!