Гайдзин

– Правильно, Малкольм, – кивнул Бебкотт, – и пожалуйста, не волнуйтесь, с Анжеликой все в совершенном порядке; проснувшись, она будет здорова-здоровехонька. Лучше не тревожить ее сейчас. Не переживайте.

– Но я, черт подери, как раз переживаю!

– Вечером, возможно, ей можно будет вер…

– Нет, – всхлипнула она, и слезы побежали по ее щекам, – не сегодня, может быть, завтра.

Хвала Создателю за слезы, снова подумала она, глядя, как Малкольм приближается к ее кровати, зная, что это Небом посланное оружие против мужчин, почитавшееся всеми за слабость, было могучим щитом. Его улыбка была радостной, но она заметила темные круги у него под глазами, что показалось ей странным, и почувствовала в нем усталость.

– Я забегал сегодня еще раз, но ты спала, и я не захотел тебя беспокоить.

– Ты никогда не смог бы меня побеспокоить.

Его тревога за нее, его любовь была так открыта, так глубока, что ей пришлось стиснуть зубы, чтобы сидеть тихо и не выпалить ему беспомощно всей правды.

– Не тревожься, мой самый дорогой, скоро все будет чудесно, я обещаю.

Он сел в кресло рядом с кроватью и чуть не рассказал ей о том, как его и Норберта предупредили, что завтра утром им обоим надлежит предстать перед сэром Уильямом. Они тотчас тайно встретились.

– Крошке Вилли нечего совать сюда свой чертов нос, – согласился Норберт с язвительной миной, – пусть у него голова болит о японцах и о том, как поскорее вернуть флот! Послушай, этот грабитель, я слышал, ты опознал в нем одного из убийц старины Кентербери, второго ублюдка с Токайдо?

– Нет. Я думаю, это был кто-то другой, хотя у него действительно огнестрельная рана. Хоуг сказал, что именно его он оперировал в Канагаве.

– Почему он оказался у ее окна, а?

– Не знаю… Это странно. Просто хотел что-нибудь украсть, наверное.

– Странно, что и говорить. И католик к тому же. Странно…

Струан увидел, что Анжелика ждет, когда он продолжит, и спросил себя, не следует ли ему сейчас открыто обсудить с ней этот предмет, все почему, связанные с этим человеком, узнать, что думает она, поделиться своими соображениями, но она выглядела такой хрупкой, такой беззащитной, что он решил дождаться другого дня и другого раза – поганец мертв, кем бы он ни был, и дело с концом.

– Когда я вернусь после ужина, я принесу последний выпуск «Иллюстрейтед Лондон ньюс», там есть огромная статья о новинках лондонской моды…

Анжелика слушала его вполуха, избегая смотреть на часы на каминной полке, которые с тихим изящным «тик-так» отсчитывали минуты. Андре сказал ей, что вернется из Ёсивары около девяти часов, что она должна приготовить к этому времени чайник теплого зеленого чая и что-нибудь сладкое закусить, потому что состав может иметь очень неприятный вкус. А также несколько полотенец, и было бы лучше всего, если она не станет принимать больше снотворного настоя Бебкотта.

Она взглянула на часы. Шесть сорок пять. «Как долго тянется это ожидание», – подумала она, начиная волноваться. Тогда внутренние голоса ожили снова. «Не тревожься, – шептали они, – часы пролетят быстро, а потом ты будешь свободна, не забывай, что ты победила, Анжелика, ты была такой храброй, такой умной, ты сделала все как нельзя лучше; не тревожься ни о чем, ты осталась жить, а он умер, и это был единственный способ, которым ты или любая женщина могла сохранить себе жизнь; скоро ты станешь свободна, от него, от этого, и все, что было раньше, останется в памяти лишь как дурной сон…»

«Я стану свободна, слава Богу, слава Богу!»