Гайдзин

– Кто подослал тебя? И ее? Кто?

– Помоги-и-ите мне, о, пожалуйста, больно, больно. Я хотела спасти… спасти… – Ее голос умолк.

Она снова увидела себя с ножом в руке, он беспомощно лежит у стены, увидела, как, мужественно исполняя свой долг, она бросается вперед, чтобы защитить его, дать ему этот нож, которым она не могла воспользоваться сама, и не дать предательнице ранить его летающим кружком стали, подставив себя вместо него, спасая ему жизнь, чтобы он вознаградил ее и простил, хотя она и не виновата ни в чем, она лишь служила ему, ублажала его, обожала его…

– Что нам с ней делать? – спросил Абэ, преодолевая дурноту.

Он, как и все они, был уверен, что сюрикен отравлен и ее ждет смерть, от некоторых ядов более жестокая, чем от других.

«Бросьте ее на навозную кучу, – было первой мыслью Ёси, желудок которого наполнился тошнотворной сладковатой горечью, – и оставьте собакам и ее собственным мучениям». Он нахмурился, переживая теперь свою муку: Койко была все еще прекрасна, даже все еще желанна, только ее затухающий стон подчеркивал пришедшее к нему уродливое, разъедающее все изнутри осознание того, что еще одна эра его жизни закончилась.

Отныне и навсегда он будет один. Она убила доверие. Если эта женщина, на которую он излил столько нежности и тепла, могла предать его, значит его предаст любая. Никогда больше не сможет он доверять женщине или делиться с ней столь многим. Никогда. Она уничтожила эту часть его навсегда. Его лицо закрылось.

– Выбросьте…

И тут он вспомнил ее глупые стишки и ее счастливые стишки, весь смех и все удовольствия, которые она ему дарила, ее мудрые советы и моменты глубокого удовлетворения. Он вдруг почувствовал невыразимую печаль от того, как жестока жизнь. Меч свой он по-прежнему сжимал в руке. Ее шея была такой тонкой. Удар был милосердным.

– Сонно-дзёи, а? – пробормотал он, ослепленный этой потерей.

«Проклятые сиси, это их вина, что она мертва. Кто подослал Сумомо? Кацумата! Должно быть, он. Те же удары меча, то же коварство. Дважды его смертники едва не убили меня. Третьего раза не будет. Я сотру их с лица земли. Пока я жив, Кацумата – мой враг, все сиси враги. Проклятые сиси… и проклятые гайдзины!

На самом деле это они во всем виноваты, гайдзины. Они как чума. Не будь их, ничего бы этого не произошло. Не было бы ни вонючих Соглашений, ни сиси, ни сонно-дзёи. Ни этого гноящегося волдыря под названием Иокогама.

Проклятые гайдзины! Теперь они заплатят».

Глава 40

Иокогама

В тот же день после полудня Джейми Макфей вышел из редакции газеты «Иокогама гардиан», кипя от возмущения. Он сунул последний выпуск газеты под мышку и заторопился по Хай-стрит. Соленый ветер был прохладным, море пестрело белыми барашками, выглядело серым и неприветливым. Его походка была такой же сердитой, как и его настроение. «Господи боже ты мой, – думал он, – Малкольму сначала следовало посоветоваться со мной. Он свихнулся, ополоумел. Теперь жди беды».

Малкольм Струан поднял голову, когда Джейми постучал в его дверь. Он сразу же увидел газету.

– Хорошо. Я как раз собирался спросить, принесли ли ее уже.

– Я захватил с собой один экземпляр. Синичка чирикнула мне на ухо, что следует это сделать.

– А-а, – усмехнулся Малкольм. – Письмо мое напечатали? Оно там?