Гайдзин

– Это твое дело, Дмитрий, – ответил Малкольм. Краска постепенно возвращалась на его лицо. – У меня по-прежнему остается твое слово, слово чести, что никто ничего не узнает.

– Разумеется. – Тут у Дмитрия вырвалось: – Не делай этого, ты можешь серьезно пострадать.

– Я уже серьезно пострадал, старина. Пожалуйста, не беспокойся на этот счет. Если Норберт придет, как мы договорились, он…

Малкольм собирался сказать «он покойник» и испытывал большое искушение посвятить Дмитрия в план Горнта, он уже объяснил его Макфею, который скрепя сердце согласился, что план может сработать, но решил промолчать. Вместо этого он сказал:

– Я уже предлагал Норберту мирно уладить все между нами, но он наплевал на это. Будь я проклят, если прилюдно буду ползать перед ним на брюхе. Послушай, пока ты здесь, как насчет «Кольт Армаментс»? Я слышал, «Купер и Тиллман» владеют пакетом акций этой компании, который они хотят продать. Я бы хотел их купить.

– А? Откуда тебе о них известно? – Дмитрий бросил взгляд на Макфея, который был поражен не меньше его, но сумел скрыть это. – Где ты услышал об этом?

– Синичка начирикала. – Малкольм скрыл свою радость. Эдвард Горнт рассказал ему об этом и о некоторых других секретах компаний «Брок и сыновья» и «Купер и Тиллман», чтобы доказать свою искренность в отношении главной информации о Броках, которую он передаст Малкольму.

– Зачем ждать, почему не рассказать мне все прямо сейчас, мистер Горнт?! – сказал он тогда. – Если сведения так серьезны, как вы говорите, действовать нужно немедленно.

– Да, немедленно, тайпан. Но давайте сделаем так, как мы договорились: вы узнаете все в среду. А тем временем, поскольку у нас впереди долгие и счастливые отношения, почему нам не оставить слово «мистер». Вы можете называть меня просто Горнт, я буду придерживаться тайпана, пока мы не встретимся в Шанхае или Гонконге – после того, как сэр Морган будет разорен. Тогда, возможно, мы могли бы продолжать, уже называя друг друга по имени, а?

Малкольм пристально наблюдал за Дмитрием, радостное возбуждение охватывало его. Столько хорошего происходит в эти дни.

– Что скажете, старина? Готов ли Джефф Купер расстаться с ними и есть ли у вас надлежащие полномочия для заключения сделки?

– Да, у меня есть его разрешение, но…

– Никаких «но». Разрешение в письменном виде?

– В письменном, и он мог бы продать половину, но… По справедливой цене – шестнадцать пятьдесят за акцию.

– Черта с два, справедливой ценой тут даже не пахнет! Это все твой подход индейского знахаря дает о себе знать. Тринадцать двадцать, и ни цента больше. Мы можем составить протокол о намерениях, датированный сегодняшним днем. Сорок тысяч акций.

Дмитрий удивленно разинул рот, но быстро пришел в себя – Малкольм назвал количество акций с абсолютной точностью. Тринадцать двадцать было мало. Он предложил акции Моргану Броку, который посулил ему двенадцать восемьдесят за акцию, цена горячей распродажи, с рассрочкой платежа на год, что делало сделку вообще неудобоваримой, хотя найти покупателя на такое огромное количество акций было почти невозможно. Откуда, черт подери, у Малкольма вся эта информация?

– Тринадцать двадцать даже приблизительно недостаточно.

– Тринадцать двадцать сегодня. Завтра будет тринадцать десять. В среду я аннулирую свое предложение. – Горнт сообщил ему, что Куперу нужно продать быстро, чтобы вложить деньги в новое американское предприятие, производящее суда с металлическим корпусом – как для того флота, так и для этого. – У меня времени много, а у старика Джеффа – нет.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что у меня время есть, а у Джеффа его нет. Нет его и у союзного или даже конфедератского… флота, – добавил он с приятной улыбкой, – когда война идет с такими потерями с обеих сторон.