— Она не раз сходила на берег, обычно под мухой…
Сумаэль со страшной силой врезала кулаком по столешнице, и смотрительница оторопело отшатнулась, когда ей рявкнули прямо в лицо:
— Ты говоришь о моей доброй матушке, Эбдель Арик Шадикширрам, и в другой раз — выбирай выражения! Она отправилась в Последнюю дверь. Утопла в ледяных северных водах. — Ее голос сломался, и она утерла тыльной стороной ладони сухие глаза. — Свое дело мама передоверила мне, любимой дочери — Сумаэль Шадикширрам. — Она схватила разрешение со стола и опять заорала, обдавая слюной стражу, смотрительницу, а заодно и Ярви: — А я веду дела с королевой Лайтлин!
— Она больше не…
— Ты поняла, о ком я! Где Лайтлин?
— Обычно она у себя в казначействе.
— У меня к ней разговор! — Сумаэль развернулась на каблуках и гордой походкой направилась прочь от пристани.
— Она не рада посетителям… — растерянно пролепетала вслед смотрительница.
Когда Ярви и остальные проходили мимо, сестра Ауд приятельски похлопала по столу.
— Если вас это утешит, она обрадуется встрече не меньше нашего.
— Представление на ура, — произнес Ярви, поравнявшись с Сумаэль. Они шли по рядам, где свисала свежая рыба, валялись сети и рыбаки выкрикивали цену на утренний улов. — Что бы без тебя с нами было?
— Сама едва не обоссалась, — шикнула она в ответ. — Кто-нибудь за нами идет?
— Даже не смотрит. — Портовая смотрительница уже вовсю срывала расстройство на новых прибывших, и скоро они потеряди ее из вида.
Наконец-то он дома. Однако Ярви чувствовал себя чужестранцем. По сравнению с прошлым все помельчало, нет того оживления, пустые причалы и стойла, брошенные дома. Сердце подскакивало всякий раз, когда объявлялось знакомое лицо. Точно вор, навещающий место своего преступления, он глубже втискивался под капюшон, и какая б ни стояла холодрыга, спина чесалась от пота.
Если его узнают, об этом скоро услышит государь Одем и не мешкая поспешит закончить то, что начал на крыше Амвендской башни.
— Так вот они — курганы твоих предков?
Ничто сквозь спутанную шевелюру таращил глаза на север, вдоль длинного изгиба безлюдного побережья с травянистыми холмиками, высившимися по краю. Самый ближний, крутобокий, пестрел зеленью не дольше нескольких месяцев.
— Моего убитого отца Атрика. — Ярви подвигал челюстью. — И утонувшего дяди Атиля, и прочих королей, что правили Гетландом во тьме веков.
Ничто поскреб обросшую, грязную щеку.
— Свою клятву ты принес перед ними.