— Мои молитвы всегда были настолько безответны, что я и молиться перестал, — проворчал Ральф.
— И нету в том удивления! — возвестил жрец. — Ибо нет на свете многих богов, но Бог едина! Никакие чары искусных эльфов не смогли сокрушить Ее! Объятья Единого Бога и врата Ее храма распахнуты настежь перед каждым из вас!
— Храма? — Ярви нахмурился. — Мать строила здесь монетный двор. Она собиралась чеканить монеты, все до одной равного веса. — Теперь же над входом парило солнце о семи лучах — солнце Единого Бога, бога Верховного короля.
— Она дарует вам свой кров, свою милость и свое пристанище! — горланил жрец. — Требуя взамен лишь одно: возлюбите Ее так, как она любит вас!
Ничто сплюнул на камни.
— Что с этой любовью станут делать боги?
— Здесь многое поменялось, — промолвил Ярви. — Окинув глазами площадь, он еще чуточку ниже натянул капюшон.
— Новый король, — Сумаэль облизнула шрам на губе, — новые порядки.
Небывалые ставки
Все услыхали, как отворилась дверь, и Ярви оцепенел. Все услыхали стук сапог в коридоре, и Ярви через силу сглотнул. Дверь в покои раскрылась, и Ярви сделал шаг навстречу — и замер, не в состоянии дохнуть…
Пригибаясь, вошли два раба — ладони на мечах. Два здоровенных инглинга в серебряных ошейниках. Ничто ощерился, сверкнула сталь — он потянул клинок из ножен.
— Нет! — выпалил Ярви. Этих двух он знал. Рабы его матери. А вот, в сопровождении Сумаэль, в комнату влетела та, кому они принадлежали.
И она не изменилась.
Статная и суровая, умащенные золотые волосы уложены сияющими завитками. На ней были драгоценности, но из тех, что поскромней. Великий ключ королевы, ключ от казны Гетланда, исчез с цепочки, ему на место пришел ключ поменьше, инкрустированный черными рубинами, похожими на капли пролитой крови.
Это Ярви тяжело было убедить спутников в своем королевском титуле, достоинство же и величие его матери само собой озарило комнату до самых углов.
— Боженьки, — прохрипел Ральф и, морщась, преклонил колени. А за ним поспешно опустились сестра Ауд, и Джойд с Сумаэль, и два раба. Ничто стал на колени последним, уперев глаза, как и кончик меча, в пол, так что на ногах остались только Ярви и его мать.
Она не отдала должное их порыву. Она безотрывно смотрела на Ярви, а тот на нее, словно никого больше не было рядом. Она двинулась к нему, не улыбаясь и не хмурясь, и остановилась немного поодаль — такая красивая, что глазам было больно смотреть, и он почувствовал, как их обожгло слезами.
— Мой сын, — прошептала она — и обхватила его, и прижала к себе. — Сынок. — И обняла так крепко, что ему стало даже немножко больно, и его лоб увлажнился от ее слез, а ее плечо — от его.
Ярви вернулся домой.
Прошло какое-то время, прежде чем мать отпустила его, продолжая держать за плечи и осторожно утирать его слезы со щек. До него дошло, что теперь он глядит ей в лицо, не поднимая головы. Значит, он вырос. Вырос во многих смыслах.
ebooksa