— Нет. Она — служитель Одема.
— Она — мой служитель.
Мать покачала головой.
— В лучшем случае ее верность расколется надвое. Кто знает, что она посчитает наибольшим благом? И без этого столько всего может пойти не так.
— Но на кону так много. Небывалые ставки означают неслыханный риск.
— Означают. — Она встала, отряхнула юбки и задумчиво на него посмотрела. — Когда же любимый мой сын заделался таким игроком?
— Когда дядюшка швырнул меня в море и отобрал мои наследные права.
— Он тебя недооценил, Ярви. Как, впрочем, и я. Правда, я с радостью готова учиться на ошибках. — Ее улыбка угасла, а голос принял мертвенный оттенок. — А его ждет кровавая расплата. Отсылай птицу Гром-гиль-Горму, сестричка. Передай — мы ждем его с нетерпением.
Сестра Ауд низко поклонилась.
— Слушаюсь, о королева, но… стоит отослать — и обратной дороги не будет.
Мать Ярви разразилась лающим смехом.
— Спроси у своей госпожи, сестра. Я не из тех, кто отступает на полпути. — Потянувшись через стол, она положила сильную руку на слабую руку Ярви. — Не из тех и мой сын.
Во тьме
— Опасно же до черта, — прошептал Ральф, и тьма поглотила его слова.
— Жить вообще опасно, — ответил Ничто. — Все дни, начиная с рождения.
— Все равно — можно с криком и голой задницей броситься в Последнюю дверь, а можно осторожно двинуться в другую сторону.
— Смерть проведет нас туда, в какую сторону ни двинься, — промолвил Ничто. — Я встречаю ее в лицо по доброй воле.
— Тогда в следующий раз я по доброй воле свалю от тебя подальше, ладно?
— Хватит балаболить! — зашипел Ярви. — Вы как старые шавки над последней костью.
— Не всем же вести себя по-королевски, — пробормотал Ральф, не слишком тая усмешку. Пожалуй, коль человек каждый день на твоих глазах гадил в ведро, принять то, что он восседает между богами и людьми, — непросто.