Франческа

— Пообещай мне.

— Обещаю.

Я поцеловала его. Мне не хотелось говорить о шрамах, криках о помощи и рабочих на фабрике. Мне вообще не хотелось говорить.

Его дыхание стало тяжелым.

— Ты уверена, что хочешь дойти до конца? — спросил Якоб, когда был так близко, как это только возможно, не пересекая последнего рубежа.

— Да, — прошептала я. — Пожалуйста, продолжай.

— Но у нас нет… защиты.

— Ничего страшного, — прошептала я.

Он сделал несколько движений, не входя в меня, и на несколько мгновений наслаждение сменилось острой болью, которая отдавалась даже в спине. Но потом, когда он снова начал медленно двигаться, все плохое улетучилось и возникло приятное ощущение, которого я никогда раньше не испытывала. «Значит, я не понимала чего-то важного?» — подумала я. Вероятно, есть нечто такое, ради чего стоит жить.

Окна машины запотели изнутри. Внезапно Якоб остановился.

— Что такое? — спросила я.

— Кто-то постучал, — ответил он. — Там кто-то есть.

Он выскользнул из меня. Некоторое время мы лежали неподвижно — в надежде, что ему показалось. Но вот постучали снова. Перегнувшись через меня, Якоб протер запотевшее стекло. Я села на сиденье и закрыла глаза, словно могла таким образом заставить все исчезнуть.

— Это девочка, — сказал Якоб.

— Не надо, — сказала я, когда он опустил стекло.

— Привет, — сказал он.

— Что вы тут делаете? — спросил детский голос.

— Мы не знали, что тут кто-то живет, — ответил Якоб.

— Здесь живу я с мамой.

Я крепче закрыла глаза, желая, чтобы эта мама оказалась далеко-далеко.