Никого.
Максим не был тем человеком, который мог списать подобные вещи на обман уставших глаз или игру воображения, принявшего движение занавески за силуэт.
Он поспешно оделся; натягивать джинсы на еще влажные обожженные ноги было неприятно. Максим проверил все окна и дверь — заперто, как и полагается.
Он вернулся в ванную, чтобы положить мыльницу на законное место. Из зеркала на него смотрел черт, рогатый и с поросячьим носом.
Максим размахнулся мыльницей, будто собираясь бросить ее в зеркало, черт даже не вздрогнул.
— Разобьешь — семь лет счастья не видать, — сказал черт. Теперь он частично выглядывал из зазеркалья, как из окошечка, облокотившись на «подоконник», то есть нижнюю границу зеркала, своими мохнатыми лапами.
— Я тебя не звал, возвращайся к своему батьке, — сурово приказал Максим, поднимая руку с двумя соединенными перстами.
— Что же это, ты меня не боишься? — подивился черт.
— Да воскреснет Бог, да отвратятся врази Его, да отринет от лица Его ненавидящих Его! — выпалил Максим, перекрестив черта свободной рукой, и швырнул в зеркало мыльницу. Черт юркнул в необозримую Максиму область зазеркалья, а мыльница повалилась в раковину, не оставив на зеркале ни царапины. В нем снова было отражение Максима, но не такое, как час назад — лицо уставшего бизнесмена, собиравшегося принять ванную, а лицо мага, вернувшего себе часть сил.
В том, что сила неожиданно начала возвращаться, Максим не сомневался. В бытность его магом, встречи со всеми этими сущностями — призраками, демонами, лярвами — были для него вполне обыденным явлением. После неудачного ритуала он утратил все способности, в том числе и альтернативное видение.
Но теперь — черт в зеркале. Более отчетливого знака нельзя и вообразить.
Максим прикоснулся рукой к руке своего отражения. Да, вот он, маг. Максим пообещал себе, что если сила вернется к нему в полной мере, он больше не будет растрачивать себя на пустое созерцание, погрузившее его когда-то в депрессию. Его сила найдет активное применение.
Ну а пока процесс возврата к силе только зародился, можно вернуться к тому делу, что он когда-то начал, да забросил — к поиску того мага, одного из пятерых, ради которого он и приехал во Францию.
Максим искренне считал, что ритуал завершился неудачей по его вине. Он не смог принести жертву и нарушил необходимый распорядок. Долгая подготовка пошла прахом, но это не самое страшное. Максим опасался, что наиотрицательнейший эффект здесь даже не в том, что призраки выпили его, и он утратил свою силу, почему-то без возможности вернуть хоть десятую ее долю; он в том, что с французом произошло нечто настолько ужасное, что он вовсе исчез из их поля зрения.
Максим не думал, что француз умер, он бы это почувствовал — но он не чувствовал и жизни в своем бывшем компаньоне, не мог «найти» его. Последнее объяснялось тем, что Максим теперь не смог бы найти с помощью сил даже бабку в соседней комнате; но остальные маги говорили ему то же самое: француз пропал.
Максим считал, что с французом произошло то же самое: потеря силы. И, думал Максим, французу от этого так стыдно, что он решил больше не выходить на связь с остальными магами.
Связь с остальными постепенно сошла на нет и у Максима, но он не переставал думать о том пятом. Его терзало желание отыскать француза, повиниться в своей ошибке и предложить объединить их старания по возврату силы — если, конечно, француз захочет иметь с ним после этого дело.
Накопив нужную сумму, Максим взял с собой Катерину, и улетел в Париж. Он верил своей интуиции, шептавшей, что стоит только сойти с самолета, как станет ясно, где искать потерянного мага.
На сей раз интуиция ошиблась, как часто случалось с ней после проклятого ритуала. Максим оказался в тупике. Франция не так велика, как Россия, но и не так мала, как какое-нибудь герцогство Монако. Максим здраво предположил, что тот маг, возможно, и вовсе мертв.
Незачем заниматься поиском тени в вечернем лесу. Он и сам — тень.