Никта

— Что за упрямица, — проговорила Мари.

— Мы со Стефаном сравнивали увиденное, — сказала Катрин. — Нам чудились разные вещи. Это прямое доказательство того, что мы оба галлюцинировали, но каждый по-своему. И вы, вы видите монстров, а я — нет, и Стефан не видит. Разве это не довод? Мы трое проецируем на внешний мир свои тараканы.

Ее слова только повеселили Оникса.

— И что, Нерон — галлюцинация? И вы сами прибежали ко мне домой, пролезли через чердачное окно? А вы шустрик, Катрин. Мне стоит подать на вас в суд за вторжение на частную территорию.

— Хорошо, я готова признать, что этот монстр действительно существует. Но в реальном мире нет той тьмы, которую вы так упорно ему навязываете. Это наша личная тьма. А вы… каким-то образом вы протащили в реальность одну из своих галлюцинаций!

Сердце Катрин наполнилось ликованием. Все было так просто!

Столько слов о скрытой грязи и предстоящем очищении… Оникс зациклен на том, что он — единственный «нормальный» в мире моральных уродцев, вот он и видит чудовищ. Он верил, что чудовища живут в этом мире — и реально смог вдохнуть жизнь в несколько гротескных скульптур.

Ее, Катрин, худшим кошмаром была смерть: она горевала по Ольге, и сильней всего на свете хотела увидеть сестру. Вот и увидела, по-настоящему увидела призраков, которые ходят по земле. Но Оли среди них уже не было, она уже «ушла»… И тогда она сама спроецировала образ сестры во внешний мир; и на эту проекцию наложились всевозможные «Звонки» и другие фильмы ужасов, когда-то виденные ею.

И Стефан видит свои кошмары, ведь у него своя психология, свои страхи и свои желания. У него есть сестра, с которой он не в ладах с самого детства, так почему бы Стефану не мечтать о брате? Вот его проекция — старший брат, конечно, такой же ужасный, как псевдосестра Катрин. Эти ожившие мечты не могли быть прекрасными, явившись в мир особым подвидом франкенштейновских монстров; где нитками, скреплявшими члены воссозданного тела, с одной стороны были отголоски медикультуры, полной ужастиков и триллеров, с другой — их собственные страхи и неврозы, помноженные на уверенность в окружающем несовершенстве.

Но, до сих пор остается загадкой, что послужило отправной точкой для всего этого. Психический вирус? Особые ауры? Проклятье друидов, на чье капище бездумно отлил Оникс, будучи подростком?

— Катрин, вы еще с нами? — спросил Оникс. Черт, он прочел целую лекцию, пока она пребывала в своих мыслях. Катрин все прослушала.

— Да. Я думала над этим всем.

— Ну, разве плохо то, что один человек желает превратить клипот в сфирот? Разве это не благородная идея… Вы согласны помочь в великом деле очищения?

Прямо как в церкви.

— Согласна, — Катрин кивнула. — До меня доходит как до верблюда, простите.

Оникс потянулся к веревкам. Наконец-то. Ее уже одолевало ощущение, что руки отвалятся с минуты на минуту.

— Она лжет, дорогой! Она просто хочет, чтоб ты ее отпустил! Ей плевать на твою идею! — заверещала Мари. Катрин представила, как сама запихивает ей кляп.

Оникс освободил пленницу и, наклонясь, прошептал ей на ухо:

— Гарантировать выполнение обязательств могут два рычага: деньги и страх. Первого у меня, к сожалению, нет, зато… Если я пойму, что вы и вправду обманули меня, чтобы сбежать, я найду вас хоть в Антарктиде и убью.

«Какой восхитительный блеф. Хочу посмотреть на то, как ты мерзнешь в Антарктиде со своей истеричной женушкой… Интересно, он читает мои мысли или все-таки угадывает?»