— Понятно. Ну и сиди! Верок, а можно я твою полосатую блузку возьму, ладно?
— Тебе твоя синяя больше идет. Да бери…
— Вот и он говорит: представляю вас в голубом… Но нельзя же ему во всем угождать! Или можно?.. Если любишь? Серьезный он… Площадь у него какая-то есть в городе. Спрашивает меня в кафе-мороженом: умею ли я готовить и хозяйствовать?
— С ребенком он, может?
— Да ты что! Разве б он мне не сказал?
— И где-то я его видела. С кем-то из девчонок.
— Вот! И больше не увидишь. Прямо нельзя привести никого! Хорошо вот ты, Верка, солидная, можешь одни только Петины письма читать и ни о ком больше не думать… — Раечка оправила завитые волосы вокруг худенькой, ставшей жалобной мордочки. Полная белолицая Вера в вязаной кофте и цветастом платке на плечах сидела над конспектами.
— А к Инке-то приходили! — вспомнила Рая. — Какой мальчик… И белое кашне… Мечта стиляги! Вот, значит, какой твой Толик. Ах ты, секретница! Не бойся, ты была в горячке, с температурой — такая красивая!
Инна припоминала: болезнь и то, что ей привиделось сквозь жар… и неуверенно улыбнулась.
Толик, русоволосый, с нежным лицом, — такой городской и далековатый… Сын Нины Трофимовны, той, что когда-то, в войну, добрела к ним до Бурцева менять вещи. И прожила в деревне зиму с совсем ослабевшим годовалым Толей. У Инниной матери роды принимала — больше было некому. Адрес потом оставила матери. Инна заглянула к ним с письмом, когда только что поступила в техникум и устроилась в общежитии. Заходите потом в гости.
После летних каникул этого года Инна забежала к ним загорелая, ярковолосая. Привезла сетку антоновки и домашнее сало. Нина Трофимовна всегда целовала ее, махала рукой и запрещала привозить, но мать всегда присылала. Однажды мама и сама заехала к Говоровым. Сначала стеснялась своего плюшевого жакета и сумок, увязанных вместе носовым платком, а потом освоилась, и они вздыхали, вспоминали вдвоем. Нина Трофимовна тоже была одинокая, с озабоченными глазами и седоватая, но с красиво уложенной современной прической. Без очков глаза у нее сразу становились растерянными.
А вот тогда ее не было дома. Беленький стройный Толя перехватил у нее сетку и тоже, как мать, замахал руками… Она увидела, что он еще больше стесняется напоить ее наедине чаем. И ее стиснутых ношей пальцев стесняется, из которых он выхватил сетку и… кинул в угол, но так, что это было не обидно, а приятно.
Ничего-то он не знал! Где у них заварка, где печенье? Она сама все разыскала. А он стоял у окна. Потом на Иннины пальцы подул и хотел, что ли, тронуть их губами, но не решился.
— Глаза какие у вас… У тебя? Серые, нет зеленоватые.
— Обычные…
Вот и все, что было. Ничего не было… Но прежние их отношения довольно далеких друг другу людей теперь стали слегка напряженными от этого возникшего тяготения.
Толя во всем такой серьезный и более детский, чем она… Очень ответственный, требовательный к себе — не поехал сдавать в институт этим летом, будет готовиться целый год, а пока пойдет работать. Чтобы потом поступить в Москву, в физико-технический институт, где очень высокие требования. Все в его жизни определено этой целью. И его будущее ясно для Нины Трофимовны: это ее мечта, плата за похоронку, за вдовство и за то, как потом выкарабкивалась одна с сыном на руках.
Отношение Нины Трофимовны к Инне чуть изменилось. Широко распахнутые глаза Толи: в них сразу все видно… А у его матери теперь, в редкие Иннины приходы, выражение лица было снисходительным, но и настороженным. Да, она относится к ней как к близкой, но не хотела бы для нее разочарований.
Вдруг очень женский взгляд… Погладила Иннины яркие рыжеватые волосы, и это получилось у нее ласково. И посоветовала ей купить ботиночки на микропорке в военторге. Инна оценила потом: ботиночки были очень недорогие и красивые. А ее совсем сносились. Только у нее не было денег.
Встретили Инну в ее последний приход, кажется, совсем по-родственному, но вот от нее заботы не приняли. Инна сообщила с порога: на углу, в хозяйственном, такие чашки выбросили! Шесть штук выходит очень недорого. Но у Нины Трофимовны в быту были другие мерки. Она поблагодарила и заключила поговоркой: мы, мол, не настолько богаты… Инна продолжила мысленно: чтобы покупать бог весть что.